– Я очень верую в тебя, Витя, как в Бога, даже больше, чем в Господа нашего. Да простит мне он слова мои грешные! Но то, что говорю, то так ведь и есть.
– А у меня и слов-то не находиться. Просто не существует ни в одном языке мира таких слов, которые смогли выразить то, как я тебя люблю.
Они оба услышали явственный треск пересохших сучьев под чьими-то ногами. Но всё произошло очень быстро.
Из густых кустов ольшаника на поляну со злорадной улыбкой вышел одноглазый Митроха. С винтовкой наперевес, он шёл прямо на Груню и Оренского. На лице его читалось удивление, но не столько это, сколько радость предстоящей и скорой мести.
– Не двигайся, ваше благородие! А ты, Груня, в сторону от него отсядь! – Злорадно предупредил Митроха.– Я вот поохотиться от своих отошёл, а случай мне вас послал, голубчиков. Славная охота вышла. Здорово всё, ваше благородие!
– Грушенька, – сказал тихо Оренский,– отойди от меня в сторону! Прошу тебя! Умоляю! В тебя он стрелять не станет!
Но Груня изо всех сил вцепилась в руку Оренского.
Он пытался разжать аккуратно её пальцы, но не мог. Почти мёртвая хватка.
– Чёрт одноглазый, Митрошенька, ты уж прости, я полюбила Виктора! – Запричитала Груня, оставаясь на месте.– Сил моих нет! Убей меня – его не тронь!
– Господин Митроха, свинья ты красная,– Оренский старался держаться спокойно.– Ты не способен убить офицера царской армии России! Кишка тонка! Ты можешь лишить жизни только беззащитную женщину, ту, которая родила тебе детей! Такой ты вот и есть!
– Ишь, ты,– Митроха сплюнул,– какая любовь то громадная меж вами случилась! Каждый подохнуть желает. Огонь на себя вызывает… А мне вот и обидно. Меня бы так вот кто-нибудь возлюбил, – сказал Митроха. – Но ты борзой беляк своё получишь, не волнуйся! Уж я-то стреляю, ни тебе чета! А ты детей бросила, Грунька! Ты ж, получается, подлая баба! Тварь жестокая, без сердца! Разве такие бабы имеют право на жизнь? Никак, не имеют.
– Гриша, каюсь! – сказала негромко Груня.– Я ребятишек заберу! Мои они!
– А накося-выкуси! – Митроху внезапно охватил гнев, и он, почти не целясь, выстрелил, – на тот свет ты их не заберёшь.
Груня упала, смертельно раненная.
Оренский успел несколько раз выстрелить из револьвера в Митроху и тоже… смертельно ранил его.
– Меня?– прохрипел Митроха. – Да как же такое можно?
Он неслыханно удивился, умирая, и, главным образом, тому, что его можно убить. Ведь раньше-то никому не удавалось такое сделать.
– Тебя, свинья красная, раб разбойной власти,– хмуро сказал Оренский. – Я тебя убил… Да и на том свете тебе покоя не дам.