– Это обязательно надо сделать,– кивнул головой Плотов.– Он россиян оскорбляет и, видишь ты, малина-земляника, очень хочет быть американцем.
– Будет, но только посмертно,– сказал Вильям,– это я ему обещаю. Маузер у меня ещё хорошо бьёт.
– Ну, я вас господа… э-э… товарищи не понимаю,– обиделся Боб.– Я же автор этого замечательного романа, в котором вы действуете… безобразно и безответственно.
– Ладно, сиди, мокрица,– скривил рот Плотов.– Один чёрт, тебе подыхать. Жаль, что есть в России недоноски, готовые предать Родину за пирожок с капустой.
Тут до Рынды окончательно дошло, что дело пахнет керосином и надо выходить из избы, срочно ретироваться. Он настолько был взволнован и даже испуган, что даже не догадался «испариться», на правах… автора.
Роберт Борисович ретиво приподнялся с табурета, но тут же получил хороший удар в лоб. Это постарался лично Павел Иванович Плотов. Сознание писателя поплыло, и он, разумеется, обмяк, навалившись грудью на край стола.
Но он не совсем чётко, но слышал, как Чебалин ему, автору, объяснял, что пока они с Плотовым не допьют самогон и не завершат разговор, он, балбес, желающий числиться в американцах, будет находиться в избе. А потом непрошенному гостю… придётся отправляться на тот свет. Другого решения нет и быть не может.
После этого Чебалин и Плотов выпили ещё по стограммовой гранёной рюмке добротного самогона, и Вильям из старого походного саквояжа, при том ещё и чекистского, вытащил несколько листов пожелтевшей бумаги. На них, прошедших через немецкую пишущую машинку с русским шрифтом под названием «Ундервуд» было чёрным по белому (точнее, по пожелтевшему) напечатано, что в ответ на нападение японцев партизаны Тряпицына подвергли мощному обстрелу нападавших японцев, их консульство и бараки, занятые войсками страны Восходящего Солнца.
Тут же подчёркивалось, что погиб также японский консул Исида и 184 женщины, находившиеся в здании консульства. Деревянный дом сгорел в результате артобстрела. Постарались партизаны. Ничего не скажешь.
У Павла после прочтения документа Чебалиным вслух возник правомерный вопрос. Какого чёрта делали в консульстве почти двести представительниц женского пола? Да ещё в такое очень сложное время… Но получилось по документам так, что злой и жестокий Тряпицын, как считали уже тогда иные «умники», находящийся в окружении криминальных элементов, приказал расстрелять японских военнопленных, белогвардейцев и всех тех жителей Николаевска, которые отказались покинуть город с партизанским отрядом.
За всё такие вот «злодеяния» и расстреляли его, Лебедеву и самых главных и опасных анархистов. На всякий случай, к ним причислили и несколько беспартийных граждан. Впрочем, в России такие фокусы никогда не считались новостью. Всякого рода партии, кланы, сообщества за собственные грехи и ошибки заставляли расплачиваться нормальных и честных людей.