Анархисты, посоветовавшись, решили, что пусть этот мерзкий бес по фамилии Рында иногда мельтешит перед глазами. Ведь нормальному человеку не дано вот так, сразу же, избавится от всякой нечисти. Но они-то, как раз, и сумеют. Когда клад отыщут, то непременно малохольного идиота Роберта Борисовича, отправят в ад. Там ему и место. Или в США. Ведь почти – одно и то же.
Плотов просто решил не замечать того, что, возможно, им мерещиться, но во плоти… человеческой. Слишком большая честь для мелкого беса, чтобы на какого-то… автора обращать внимание.
– Какую прекрасную речь произнесла Юлька,– Павел положил свою широкую ладонь на плечо любимой женщины. – Мы погибнем за свободу. Совершенно точно! Может, помянут нас добрым словом русские люди. А может и так получится, малина-земляника, что золото и драгоценности наши в лапах большевиков окажутся.
– Постараемся их оставить с носом, – пообещал Григорий. – Ценой жизни постараемся…
– Они и без того столько награбили, что просто не знают, какую пакость для народа ещё придумать, – заметил Плотов. – Чем больше денег у них, тем больше власти, крови людской и слёз на счету. А вот если Махно… Вспомнят ещё люди добром его имя и дела.
– Чёрта с два! – возразил Григорий. – Тебя и Махно так обгадят большевистские писаки… за горсточку серебряников, что за тыщу лет не отмоетесь. Распишут врагами, мародёрами, ворами, психами, ублюдками! Они забудут напрочь, что это мы, анархисты, очень даже желали дать людям истинную свободу, землю, фабрики, сделать серую, угрюмую толпу настоящим русским народом, сильным и, как говорят, на митингах, процветающим, ядрёна мать!
– Да как же вы не поймёте, господа-товарищи,– убежденно сказал Рында,– что всё вы – одно… Вы – сброд, который занял огромную и богатую территорию. А она могла бы пригодиться… добрым людям – американцам, японцам и даже… полякам. А что?
– Сгинь, нечистая сила! – замахнулся рукой на Рынду Григорий.– Не мешай добрым людям решать, что и как.
– А вот и не сгину! – Роберт Борисович поставил руки в боки. – Чего это вы мне тут указываете, на страницах моего романа?
– Господи, – прошептала Юлия, – да ведь этот бес абсолютно умалишённый!
– Я хочу, Гриша, чтобы народ наш был свободен, счастлив, и люди не бедствовали. Мешков огромных с деньгами им не надо. Была бы славная еда, добротная одежда и хорошие лошади во дворе, – в раздумье сказал Плотов,– Только так я и хочу.
– Но такого никогда не будет, Паша! – убеждённо заметил Григорий.– Ничего теперь такого не будет, Павел. Ни ума, ни свободы – ничего! А придёт время – и внуки, и правнуки ихние станут буржуями за счёт награбленного, наворованного. Забудется всё! Спишутся запросто многие сотни тысяч, миллионы жизней, невинно загубленных душ!