Глава третья. Хуже, чем демон.
Как я и думала, мама была в бешенстве. Ее лицо то краснело, то синело, когда она возмущалась из-за без спросу взятого коня, а потом за ночные поездки за бумагой, затянувшиеся на два часа. Я стояла на пороге собственного дома, опустив взгляд на мыски собственных запыленных туфель, и выслушивала нотации, которые, бесспорно заслужила.
Никто не заставлял меня помочь ему. Я сама решилась. Где-то глубоко в душе я чувствовала, что между мной и этими созданиями есть какая-то связь, которая точно не приведёт ни к чему хорошему. Точнее, уже привела.
– Я говорил, что ее надо было отдавать в церковную семинарию, – внес свою лепту отчим (о которой его не просили, если что), расположившийся на кресле за спиной матери, – А ты ее в частную школу. И чем там ее научили? Убегать верхом на лошади в ночь, неизвестно куда?
Это было решать не ему. Папа хотел, чтобы я выросла не очередным воплощением покорности и честолюбия, а девушкой, способной смотреть за грань таблицы умножения и мнения, что удел леди вышивать крестиком. Рита всегда доверяла мое воспитание папе, даже когда он пропал, не стала идти против его воли, и выбрала школу, которую предлагал муж.
Робертса это бесило. Как и любое упоминание об отце.
– Я прошу прощения, мама, мистер Робертс, что повела себя так безответственно, – проговорила я эту вызубренную фразу, надеясь, что сработает.
Клюнул, внезапно, отчим.
– Ладно, – он развернул газету и взял трубку, – все-таки, второй день дома, нужно освоится. Садись, попей с нами чаю, и сделаем вид, что ничего не было.
Даже маму удивил его резко сменившийся тон. Мы обменялись непонимающими взглядами, но сели на софу в гостиной и подождали, пока отчим дочитает и принесет свой чайник.
Как только он ушел на кухню, Рита отложила книгу, которую якобы внимательно читала.
– Я тебя не узнаю, Ми-ми, что с тобой случилось? – очень тихо спросила она.
Расстроилась. Ненавидела видеть ее такой. Потерянной и маленькой, будто брошенной в этом мире. Иногда мне казалось, что как только папа ушел, все в этой жизни она делает по инерции, не особо вдумываясь или стараясь. Единственное, что ее еще волновало – это я, и когда я вела себя подобным образом, ей казалось, что она не справилась с моим воспитанием, из нее никчемная мать.
Не скажу же я ей, что два раза была в гостях у детей ада.
– Прости, – теперь я была искренна. Своей ладонью я сжала ее руку, надеясь успокоить, – я сама не своя. Мне просто тяжело перестроиться после школы, к жизни дома.