– Твои мысли хороши, но зло всегда будет привлекать людей тем, что оно даёт людям спокойную жизнь, а добро – это вечное беспокойство, страдание и скорая смерть.
Иешуа встал с ложа, поклонился Германику и сказал:
– Однако ты, Цезарь, выбрал добро.
И в полной тишине покинул зал. Иуда последовал за ним и проводил его до иудейского квартала.
– Учитель, меня интересует один вопрос…
– Говори.
– Почему ты решил исповедовать добро? Что тебя заставило?
Иешуа остановил осла и повернулся к Иуде, обратив к нему своё печальное лицо.
– Я отвечу тебе, Иуда, но вначале скажи и ты: любили тебя отец – мать?
– Да, и я всякий раз, когда вспоминаю о них, то не могу сдержать слёзы. И может быть, поэтому я всей душой стремлюсь туда, где мне было так хорошо в детстве.
– А я, Иуда, не стремлюсь в свой родной Назарет
– Ты не был любим?
Иешуа вяло качнул отрицательно головой. По его лицу заструились слёзы.
– В детстве я часто думал: ну, чем я прогневил Бога, что он наполнил мою душу страданием и обрёк меня на ежедневные муки. О, если бы ты знал, какая это пытка видеть, что твоя мать, такая хорошая, безумно любит твоих братьев и не замечает тебя…– и он, задыхаясь, замолчал.
– Учитель, так ты не ответил на мой вопрос.
– Да вот мой ответ: страдая в детстве, я рано стал понимать боль других людей и жалеть их.
Иуда крепко обнял философа. По лицу трибуна тоже скользили слёзы.
– Скажи мне, учитель, где мне искать тебя?
Иешуа встрепенулся душой и быстро ответил:
– Скоро я направлюсь в Галлилею. Буду ходить в Капернауме, в Вифсайде. Спросишь у людей, а я буду ждать тебя.
Иуда отрицательно качнул головой.
– Нет – нет. Моя дорога уже никогда не пройдёт через твою дорогу.
Иешуа, отъезжая, обернулся и весело крикнул:
– Я буду ждать тебя изо дня в день! И ты придёшь!
Иуда пожал плечами. Ему хотелось пойти за этим человеком. Он – трибун – в эту минуту ощутил в душе потерю. И, глубоко вздыхая, вернулся назад, во дворец Германика.
Спустя несколько дней, Германик с длинным обозом выступил из Антиохии в направлении Египта с целью осмотреть загадочную страну. По пути он остановился в Иерусалиме и вошёл в Храмовый комплекс, в нижний его двор, который назывался «Двором язычников» и был центром мировой торговли, и полный любопытства, начал подниматься по крутым ступеням вверх. Во второй двор. Но левиты, хоть и дрожали от страха за возможный гнев Цезаря, закрыли перед ним высокие ворота. Здесь Германик увидел на столбах надписи на греческом, латинском и аромейском языках, которые запрещали язычникам проходить вверх, к Храму, который находился далеко на вершине пирамиды. Во всех дворах наступила тишина. Все ждали поступок Германика. Он же, прочтя надпись, вспыхнул лицом и обескураженный, протянул овна ближнему иудею.