Охваченные суеверным ужасом, жрецы подались назад, указывая пальцами в Латуша, а потом с криками: «Он восстал из мёртвых для мести!» помчались вон из пирамиды, сбивая с ног всех на своём пути. Свита Германика с не меньшим страхом последовала за ними. Германик подобрал факел с пола комнаты и поднёс его к стене, с любопытством, спокойно спросил:
– Да, сходство поразительное, но что ты скажешь на это, жрец?
– Я скажу тебе, Цезарь: это моё изображение.
– Ты восстал из мёртвых?
– Нет, я живу среди живых лет около трёх тысяч лет.
Германик в сомнении оглядел стройного, крепкого египтянина, на лице которого не было ни одной морщины, и насмешливо ответил:
– Я поверил бы тебе, Латуш, если бы ты восстал из мёртвых.
– А разве ты, Цезарь, забыл о том, что говорил наедине с тобой Тиберий за несколько минут до того, как ты покинул Рим?
– Он говорил о каком-то чародее, сбежавшем из тюрьмы…
– Это был я.
– Значит, ты ему предсказал смерть от руки моего сына?
– Да.
– А что ты можешь предсказать мне?
– Если ты, Германик, никогда не вернёшься в Антиохию и никогда не допустишь до себя Гнея Пизона, то ты проживёшь очень долгую жизнь. А Калигула никогда не поднимет руку на Тиберия.
– Но тогда выходит, что ты, Латуш, неверно предсказал судьбу моего отца!
– Нет, Цезарь, верно.
– А если я не вернусь в Антиохию?
Латуш с глубоким вздохом сожаления развёл руками.
– Ты вернёшься, и я не в силах буду остановить тебя. А так же остановить руку отравителя.
– Значит, я буду отравлен, но когда?
– Если не в первый день, то во второй…в третий…в двадцатый пока не умрёшь.
Только на мгновенье лицо Германика исказило выражение душевного страдания, но вот он поднял голову и, презрительно кривя губами, сказал:
– Не мне бояться смерти. Я много раз смотрел ей в глаза и никогда не отступал назад. – И, уже покидая комнату, он обернулся к чародею. – Иди за мной. Я с удовольствием послушаю твои рассказы об этой стране, если, конечно, тебе есть, что рассказать.
– Цезарь, ты устанешь слушать меня.
Когда они вышли из широкого коридора на поверхность пирамиды, Лутуш быстро глянул в глаза Германика и едва не вскрикнул. Он понял, что римлянин уже поражён ядом. Но действие отравы ещё только начинало своё медленно разрушение организма.
Когда Германик прибыл в Египет и узнал о том, что хлеб в этой стране из-за неурожаев продаётся по очень высокой цене, малодоступной для бедняков, то немедленно приказал открыть государственные хранилища и приступить к бесплатной раздаче зерна. Ему было приятно делать добро людям. Он был счастлив, когда видел искреннюю благодарность на лицах египтян, которые бросались ему навстречу, едва он выходил на улицу.