От внимательного взгляда Тиберия не укрылось чувство удовлетворения, что скользнуло по лицу Германика, и Тиберий ещё более слабым голосом добавил:
– Видят боги, сын, что едва ты вернёшься из провинции со своими легионами, то я, если останусь в живых возложу на тебя венец Цезаря, а сам уйду на покой. Куда мне старику тягаться с молодыми.
Тиберий после этих слов, словно отнявших у него последние силы, рухнул на ложе и умиротворённо вздохнул. Германик преклонил колено перед отцом. Сенаторы стояли в почтительных позах и с умилением смотрели на Цезаря, а кое-кто. Видя его слабость, радовался, что Тиберий вскоре мог умереть.
– Отец, – сказал Германик, – я хочу просить тебя об одном благоволении.
– Говори. Ты мой соправитель, но помни: я ничего не решаю без отцов-сенаторов.
– Цезарь, перед тем, как отправиться в Германию, я хотел бы испросить разрешение о встрече с Понтием Пилатом…
Тиберий замер в ужасе от того, что имя военного трибуна не забыто. И теперь, вспомнив о нём, сенаторы могли допросить его.
Он устало сказал:
– Ты говоришь, Германик, о том трибуне, который вывел из Тевтобургского леса остатки разбитых легионов?
– Да, Цезарь.
– Ну, что ж. Если бы он не был преступником, то я просил бы тебя: забрать его с собой. Он был бы полезен тебе и словом и делом.
– Отец, прости его.
– Нет-нет, Германик, всё зависит от воли отцов-сенаторов.
Сенаторы единогласно простили Понтия Пилата, зная, кто ему приказал убить Постума, и вскоре покинули Цезаря.
Когда Тиберий остался один, он с лицом полным бешеной злобы вскочил на ноги и, кусая кулаки, начал быстро ходить по комнате, в ярости крича:
– Как заткнуть рот Понтию Пилату! Ведь он всё расскажет Германику. А тот…да я же видел по его лицу…готов растерзать меня! Он обязательно бросит северные легионы на Рим! О, горе мне. Я держу волка за уши. У меня нет ни одного верного мне легиона.
Вдруг он увидел перед собой Ливию и радостно вскрикнул, умоляюще простёр к ней руки.
– Ливия, спаси меня!
И бросился перед ней на колени. Она жестом попросила подняться его и, с презрением оглядывая огромное дрожащее тело сына, властно заговорила:
– Нужно немедленно убить Понтия Пилата.
– Но кого послать на убийство?
– Не перебивай меня, глупец!
Этот окрик неприятно резанул душу Цезаря. Он опустил голову и шумно засопел. Мать же, не обращая внимания на обиженный вид сына, продолжала говорить сильно и громко:
– Я привела с собой Гнея Пизона, сына сенатора.
– Ну а мне какое дело до него?– вскинулся раздражённо Тиберий.
– Он недавно промотал отцовское наследство, однако у него есть надежда вскоре стать богатым. Некий патриций завещал ему и Понтию Пилату своё состояние в равных долях. Вряд ли Пизон захочет делить его с человеком, который сожжет оказаться в его власти…