– Поэтому, поторопись – это снова был Маккаба – С тобой отправится Сефи, если не возражаешь.
Натанэль не только не возражал, но даже был рад снова увидеть рядом с собой бывшего хиллиарха.
– Можешь рассчитывать на меня, Натанэль – усмехнулся Сефи – Враги побегут в страхе при первом же взгляде на мое лицо.
– Сефи будет отвечать за оборону, а твоей задачей будет забота о стенах – снова вмешался Иуда.
– … И о машинах – добавил Натанэль.
– Каких машинах? Там же нет никаких машин.
– Нет, так будут – нагло заявил инженер.
Теперь, после решения Шуламит, он уже не боялся ничего и был уверен в себе, как три римских сенатора вместе взятых. Оба маккавея привычно обменялись взглядами и промолчали, причем Симон выглядел довольным, а Иуда – встревоженным.
– Ну все! Выступайте! – сказал Иуда – Возьмите двух мулов.
– Трех мулов – поправил его Натанэль.
На лице Иуды изумление сменилось пониманием и он согласно кивнул. Их вышла провожать Дикла, причем оказалось, что они с Шуламит подруги. Она отозвала Натанэля в сторону и осторожно пыталась убедить его бережно относиться к жене, быстро поняла, что в этом нет необходимости и отошла с улыбкой. На Сефи она старалась не глядеть.
– Да, на такую рожу посмотришь, потом всю ночь кошмары будут сниться – уныло проворчал хиллиарх и пришпорил своего мула.
Когда он скрылся за поворотом, Шуламит сказала:
– Ну почему, почему вы все такие дураки?!
– Я тоже? – улыбаясь спросил Натанэль.
– Ты в особенности… Но ты мой дурак и, поэтому, ты лучше всех.
Интересно, почему мне приятно, когда меня называют дураком? Да потому что ты дурак и есть! Натанэль ехал и улыбался. Но Шуламит не позволила ему предаваться приятным мыслям:
– Он наверное думает, что Дикла не смотрит на него из за его уродства.
– А разве это не так?
– Ты просто слеп!
– Но ведь Дикла любит Иуду, разве нет?
– Она преклоняется перед ним, она его боготворит и считает, что должна быть с ним, что это ее долг… Но любит ли?
Она не закончила фразу, а он счел за лучшее не расспрашивать.
Путешествовать с Шуламит было новым, неимоверно приятным ощущением. Теперь он видел, чувствовал, что эта страна на самом деле течет молоком и медом. Пологие безлесые холмы изумляли изяществом форм и уже не раздражала бурая выгоревшая трава, которая, теперь он знал это, зазеленеет после первых обильных дождей. Дубовые рощи встречали их прохладной тенью, а незаметные ущелья могла одарить и чистыми, прохладными потоками, неизвестно откуда берущими воду в летних зной. Что произошло с Иудеей? Что происходило с ним? Наверное, причиной всему была женщина, сидящая боком на своем муле и посматривающий на него когда со смущенной, а когда и с лукавой улыбкой. Всего лишь второй раз он видел Шуламит в одежде при свете дня и восхищался тем, как геометрически точно лежат складки ее хитона, как подходит ей головная повязка, не скрывающая темные вьющиеся волосы, то и дело проблескивающие медью, как изящна ее ножка в маленькой сандалии с тонкими ремешками.