Натанэля, и не его одного, очень беспокоил Симон, осунувшийся и ко всему безразличный. Здесь, в прииорданских болотах возникал город, носящий его имя, а он как будто не замечал этого. В другое время он бы горячо и язвительно возразил бы против увековечения своего имени, но сейчас ему было все равно.
– Надо что-то предпринять – сказал Натанэль на совете – Иначе он сгорит, просто сожжет сам себя.
Совет проходил в небольшом доме Сефи, уже почти готовом. Пришел Натанэль, пришел Йонатан, в углу Дикла укачивала маленького Ариэля, шепотом напевая ему колыбельную. Симон не пришел, углубленный в свое горе.
– Есть только один выход – сказал Сефи.
Все вопрошающе смотрели на него и даже Ариэль перестал плакать.
– Выкрасть…
– Но… – начал было Йонатан и замолк.
– Конечно я – сказал Сефи – Кто же еще? Натанэль не пойдет, он не умеет делать то, что умею я.
– Что это я не умею делать? – возмутился инженер.
– Например, тихо резать глотки – отрезал Йонатан – К тому же ты нужен на строительстве стен и машин. Пойдет Сефи и пойдет с теми, кого сам выберет.
И не ожидая возражений, он вышел в темень ночи. Вслед за ним вышел и Натанэль, бросив виноватый взгляд на Диклу. Вечером того же дня, Сефи и двое его воинов тихо и незаметно ушли в сторону Иордана.
Прошло несколько дней и Натанэль услышал как Дикла плачет. Он только пришел со строительства стен и, даже не успев помыть руки в корыте, застыл, услышав женский разговор.
– Не плачь, пожалуйста, не надо – упрашивала Шуламит.
– Я тихонечко – шептала Дикла сквозь слезы – Дети не проснутся.
– От слез молоко бывает горьким.
Непонятно, откуда Шуламит может знать такое, подумал Натанэль.
– Я так поздно прозрела и наконец обрела его. А теперь он ушел и кто знает, вернется ли?
– Ты его любишь?
– Да! – Дикла почти выкрикнула это свистящим шепотом.
– Тише, тише! Твой пошевелился… Нет, показалось.
– …Мне кажется, я его всегда любила. Жаль, что поняла слишком поздно.
– Не поздно. Совсем не поздно. Я ведь тоже не сразу…
– Не сразу что?
– Неважно…
– А у тебя бывает так, что все замирает от страха и тошно в животе, когда он уходит?
– У меня все замирает, когда он приходит! Но не от страха и не в животе, а ниже.
Обе женщины весело засмеялись.
– Т-с-с, тише…
– И все же я боюсь, когда он уходит. Ты знаешь как дрожат ноги и не хватает воздуха в груди?
– Знаю… Но они всегда будут уходить.
– Всегда?
– Да, на то они и мужчины! А нам остается лишь их ждать. Пожалуйста, не рассказывай мне, как трудно ждать. Я знаю, не сомневайся. Ты не поверишь, но когда он уходил с Иудой, я знала, что он идет на смерть. А ведь я могла бы его становить: показать живот, забиться в истерике, плакать… плакать. И тогда бы он остался, сломленный и пустой изнутри. А потом он бы никогда не простил себе, так бы и жил терзаясь и сжигая себя. Вот и пришлось его отпустить. Ох, как это было нелегко. И он ушел, а мне оставалось ждать, ждать так, чтобы он вернулся. И он вернулся, значит я правильно ждала. Ты знаешь, я научилась не сразу, но теперь я спокойна. Ты тоже привыкнешь.