Возбужденный Фернан ворвался в комнату к Себастьяну, ничего вокруг себя не видя. Он метался из угла в угол, энергично размахивал руками и тараторил без умолку:
– Был только что в храме у этих дикарей. Ох у гнусная там тварь нарисована! Ты себе даже не представляешь! Горбатая, кривобокая, во все стороны от нее какие-то перья, крылья, узоры какие-то дурацкие! Вместо головы – череп! Над ним нависает какая-то скотская морда, наподобие крокодильей. Вокруг нарисованы растерзанные трупы, лужи крови, отрезанные человеческие руки, ноги, головы! А тварь эта сидит посреди всего этого кошмара, такая довольная, ты бы видел! Спрашиваю у этой бестолочи…
Фернан внезапно остановился – перевести дыхание и сполоснуть пересохшее горло. Порывисто схватил кубок, налил туда воды, залпом выпил… Себастьян его не перебивал, терпеливо слушая. Не пытался даже узнать, кого Гонсалес титуловал «бестолочью» – в данный момент это мог быть любой из местных жителей.
– Так вот! – продолжил Фернан. – Спрашиваю: «Кто это?» А он в ответ что-то неразборчивое бормочет: «Боги… Солнце…» Будь я проклят, если понял все его рассуждения, но если так они изображают солнце, то у меня просто нет слов! Какой нормальный человек станет молиться чудовищу?! Мало того, что дикари погрязли в многобожии, так они еще и почитают совершенно отвратительных богов. Себастьян, господь не иначе как специально послал нас сюда. Чтобы мы низвергнули этих идолов.
– Не думаю. Если бы Всевышний хотел распространения истинной веры, то он вряд ли бы возложил эту миссию всего на двух человек. Господу, в его всемогуществе, ничего не стоило бы в одно мгновение перенести сюда несколько наших полков, воюющих в Италии. Испанская терция быстро бы объяснила местным язычникам всю глубину их заблуждений.
Себастьян переносил местную религию несколько спокойнее. Во время своих путешествий он неоднократно сталкивался с самыми разными культами, а потому привык к тому, что люди молятся порой очень причудливым богам. На Востоке он общался с буддистами и зороастрийцами, в Африке был свидетелем мрачных и пугающих ритуалов, которые любому христианину показались бы дикостью. И все же даже по его меркам вера индейцев переходила разумную грань. Теперь он понимал, что даже выучив язык майя, он научится с ними изъясняться, но вряд ли приблизится к пониманию этих людей.
Во всем этом Риос видел и некоторые плюсы. Отныне ему не приходилось беспокоиться о том, что Фернан пожелает здесь остаться. Напротив, Гонсалес теперь только и думал о том, как бы поскорее сбежать из города. Его отношения с Чикой поначалу чуть не оборвались. Испанец не мог пересилить себя и относиться по-прежнему к маленькой танцовщице после всего, что ему довелось узнать. Девушка страдала, не понимая причины отчуждения. Она не находила забвения даже в своих излюбленных церемониях и танцах. А языковой барьер разделял их, несокрушимый как скала, сквозь которую пробивались лишь несколько десятков слов.