Потом в голову пришла мысль о том, что христианину не пристало совершать самоубийство. Но как понять, что является большим грехом? Оборвать нить своей жизни или допустить участие в богопротивном обряде, да еще и в роли жертвы!
«Господи, хоть бы этот мой поступок спас Фернана! Если бы нам разрешили еще поговорить напоследок. Он ведь еще совсем мальчишка! Сумеет ли вырваться из этого города, пройти сквозь леса и преодолеть море? Пускай хотя бы он доберется до Кубы!»
Мысли прыгали с каждым шагом, не складываясь ни в нормальную молитву, ни в попытку составить план собственного спасения. Себастьян окончательно сник, полагая, что дикари специально решили отложить его смерть, чтобы помучить напоследок неизвестностью.
Правитель тем временем оставил Фернана в покое, поскольку видел, что испанец из-за ранения и вправду не может участвовать в ритуале. Он посмотрел на пленного вождя и увидел, что лицо у того омрачилось. Прославленный воин и полководец, что с раннего детства усердно служил богам, молясь, принося им жертвы, участвуя в религиозных церемониях. Он правил своим народом, командовал армией, захватывал вражеских солдат на поле битвы. Иными словами, он прожил жизнь, достойную настоящего повелителя. И вот теперь, когда, наконец, пришел и его срок предстать перед властелинами мира, непочтительный чужеземец пренебрег своим правом лично рассечь пленнику грудную клетку. Захваченный в бою вождь не заслужил такого глупого оскорбления.
– Не стоит огорчаться в этот великий день, когда тебе предстоит встреча с богами, – обратился правитель города к захваченному вождю. – Я сам проведу ритуал, друг мой. Пойдем.
С этими словам он радушно указал рукой на каменную лестницу, что взмывала к верхней площадке пирамиды. Пленник, услыхав это предложение, мгновенно просветлел и, благодарно поклонившись, решительно стал взбираться по ступеням. Через пару минут он застыл перед алтарем, скрывая досаду и нетерпение. Придется подождать, пока жрецы произнесут молитву.
Он стоял, пронзительным взглядом осматривая раскинувшийся внизу город. На центральной площади собрался народ, что в немом благоговении ждал начала жертвоприношения. Лишь слаженный перестук барабанов через равные промежутки времени нарушал тишину. Вокруг вился пьянящий аромат благовоний. От каменной плиты, на которую ему совсем скоро предстояло лечь, исходило тепло. Солнце, довольное предстоящим подношением, гостеприимно прогрело его последнее земное ложе. Через минуту жрецы почтительно подхватили его под руки и помогли лечь на горячий камень. Пленный вождь очистил голову он мелких суетливых мыслей и начал шептать особую молитву, прекрасно понимая, что ее окончание он произнесет уже стоя прямо перед богами. Над ним навис правитель города, сжимая в руках ритуальный обсидиановый нож, украшенный на рукояти перламутром и бирюзой…