Ваня Куприянов со времён училища был горячим сторонником тяжёлых орудий, не боялся повышенной отдачи и увеличения верхнего веса, и полагал, что усиление набора железными кницами совместно с использованием чугунного балласта вместо каменного, полностью нейтрализуют все мыслимые недостатки больших пушек. Зато какое увеличение дальнобойности и поражающей силы! Пять лет назад он смог убедить Лазарева в своей правоте, и вместе они добились разрешения в виде исключения установить на фрегат нештатное вооружение. Трёхлетнее плавание фрегата, перенесшего жесточайшие шторма, подтвердило правоту молодого лейтенанта и поверившего ему капитана. И вот теперь, ссылаясь на опыт «Крейсера», Лазарев делает то, о чём они многократно мечтали. Теперь русские линкоры будут по вооружению не хуже, а в чём то и гораздо лучше всех иных прочих!
В конце письма Михаил Петрович предлагал ему занять должность старшего офицера на «Азове», когда тот по осени придёт в Кронштадт. Два месяца назад Иван Антонович ухватился бы за такую возможность не раздумывая, но сейчас, вкусив самостоятельного командования и почувствовав персональную ответственность за то нехорошее, что может произойти в стране, а может с его помощью быть предотвращено, он уже не хотел возвращения к беззаботной жизни старшего офицера линейного корабля, исполняющего приказы «какие поступят» и отвечающего только за свой корабль и его команду. Нет, если им удастся до осени разделаться с заговором и предотвратить восстание, то он примет предложение старого командира, вот только верилось в такой исход событий с трудом. Помимо прочего, тревожила его и судьба подчинённого, уже почти ставшего другом Югана фон Шанцдорфа, играющего сейчас с огнём в далёкой Англии. Сумеет ли он обхитрить почти всесильную и крайне жестокую имперскую тайную службу, или уже рассказывает всё что знает под пытками в застенках одной из тайных тюрем адмиралтейства.
В письме как всегда беззаботного Пашки нового почти ничего не было. Пашка сообщал, что Михаил Петрович собирает в команду старых офицеров и матросов, восхищался «Азовом», уделив особое внимание вентилям для впуска забортной воды в льяло. Тема была для него дважды больной, поскольку он отвечал за покраску вечно ободранных вёдрами бортов, а также после того, как он спас упавшего за борт «Крейсера» матроса, как раз и черпавшего означенную воду в шторм, перегнувшись через фальшборт. С новыми вентилями число падений за борт должно многократно сократиться, точно так же как и краска бортов должна остаться целее – ведь больше не станет нужды черпать забортную воду вёдрами, напротив, её можно будет быстро и удобно подать помпой куда угодно. А ещё, чему Пашка по молодой горячности был особо рад, теперь корабль можно в случае чего легко потопить, чтобы не отдавать врагу. У многих матросов появится шанс спастись, ведь тонущий корабль совсем не то, что взлетающий на воздух от подрыва крюйт-камеры. Вторая половина Пашкиного послания сообщала все подробности о злачных местах Архангельска и окрестностей, которые он, конечно, не мог оставить без неусыпного внимания. В итоге делался вывод, что Архангельск дыра дырой, и если б не общество их общего знакомого, а пашкиного лучшего друга Миши Рейнеке, как раз сейчас описывающего Белое море, то делать тут нечего и скорей бы в море. А главное в приличные порты с приличными кабаками и борделями, где юному джентльмену не зазорно оставить честно заработанное двойное жалованье. Пашка всегда был разгильдяем и распутником, доставившим немало головной боли сперва воспитателям кадетского корпуса, а потом и командирам. При этом никто не мог отрицать очевидные таланты молодого человека, окончившего корпус шестым по результатам в своём выпуске.