Как и следовало ожидать, сигнал остался без ответа, когда же яхта обозначила намерение повернуть через фордевинд, и подставилась под продольный огонь корвета, тот дал залп. Именно этого безусловного жеста агрессии и ожидал Иван Антонович, хладнокровно скрестивший руки на корме яхты. Его расчёт полностью оправдался. Яхту посчитали лёгкой добычей и первыми открыли огонь. Теперь его руки были развязаны. Нет ничего удивительного в том, что первый залп корвета, данный с большого расстояния без пристрелки, не дал ни одного попадания, особенно учитывая то обстоятельство, что яхта и не думала совершать начатого было поворота. Иван Антонович, отдал, однако, приказ взорвать на корме заранее приготовленный заряд пороха и отдал якобы сбитый грот. Все команды лейтенанта выполнялись вышколенным экипажем, обожающим своего командира, быстро и чётко. Изобразив, таким образом, серьёзные повреждения рангоута и такелажа, яхта начала уходить от преследования.
Чтобы изобразить крайнюю поспешность, поставили лисели, однако буквально после первого же порыва ветра лисель спиры были отпущены. Все эти манёвры не остались без внимания капитана Вильсона и вызвали на его лице презрительную улыбку. «У русских как всегда гнилые канаты и парусина, господа» произнёс он в окружавшую его почтительную тишину квартердека. Он хорошо знал положение со снабжением балтийского флота и был недалёк от истины. Капитан не учёл одного: его противник как раз учёл познания капитана и теперь искусно играл, изображая из себя загнанную жертву. Яхта всё время держалась на самой границе досягаемости погонных четырёхфунтовок корвета, всплески снарядов которых то и дело ложились близкими недолётами у кормы яхты. Данное обстоятельство, вкупе с наличием вокруг огромного количества островков, заставляющих суда постоянно маневрировать, подстёгивали английского капитана продолжать погоню. Он твёрдо верил в превосходство английского флота над любым другим и не допускал даже мысли, что русские лапотники могут быть обучены не хуже его матросов, а их командир, явно трусливый пьяный медведь, хитро и хладнокровно заманивает его в ловушку.
Погоня на грани возможностей судов продолжалась уже три часа, но ни одной стороне не удалось добиться решающего преимущества: для погонных четырёхфунтовок «Гарпии» была великовата дистанция, а свои две двенадцатифунтовые пушки, имеющие возможность стрелять на острых курсовых углах, Иван Антонович готовил для неожиданного удара в решающий момент. Игра лейтенанта была очень опасной, но пока, за счёт лучшей маневренности и отличной выучки команды, успевшей за два года прекрасно узнать именно эти воды со всеми их мелями и скалами, ему удавалось всё дальше заманивать вражеский корвет в ловушку. Вот уже скрылись за близким, ограниченным островами горизонтом последние транспорты вражеского конвоя, вот и английский капитан, кажется, начинает заподазривать неладное: во время последнего поворота корвет совершает эволюции далеко не столь быстро, как в начале погони. И Иван Антонович решается на отчаянный шаг – до базы, где его могла бы ждать помощь иолов ещё четыре мили, но ждать больше нельзя, если англичанин просто развернётся и пойдёт своей дорогой, то предотвратить прибытие конвоя к месту назначения не удастся.