– Большая Эска благословила союз двух наших племен. Соблюдены традиции и большой колым доставлен ко двору! Завтра после обряда ты уйдешь с нами! – как отрезал отец Ушая, Саголак.
– Саголак прав, Тома. Открыть ворота! Твоя судьба была решена ещё в прошлый раз. Ты сама, наконец, согласилась выйти за Ушая. Мы должны выполнить договор, а ты стать доброй женой для Ушая. Завтра на заре мы проведем свадебный ритуал, – подтвердила слова Сагалака подоспевшая Эска. – Тара! Будь рядом, помоги Томе собраться с мыслями. Ты головой отвечаешь за мою дочь. Если что-то пойдет не по плану, ты будешь сурово наказана. И изгнание станет для тебя меньшим из зол!
– Мама, – Темуджин взял мать за локоть, и, провожая в дом, по дороге выискивал подходящие слова, глядя под ноги: – Может, не стоит так жестоко! Это же твоя дочь. Да и я…люблю её. Мы просто уедем вместе. По-тихому. Сбежим.
– Темуджин! Как ты смеешь! Я знаю Тому. Её чувства как весеннее солнце. Греет, но только до возвратных холодов.
– А если нет, мама!
– Я слышу сомнение в твоём голосе, когда ты говоришь о любви. Её напор смутил тебя. Взбудоражил твоё естество. А душу? Он затронул душу?
– Будет ли кто-то более подходящий, чтобы скрасить моё одиночество во времени?
– Тома, конечно, проживет ещё долго. Но сможет ли она утешить тебя в своём непостоянстве? Я боюсь, что она покинет тебя, как только ветер подует в другую сторону. Её уход сильно ранит твое сердце. Да и сестра она! Нет смысла затевать всю эту игру! Замужество же успокоит её нрав. Родит дитя и другое, да и угомонится. А у тебя…весь мир перед ногами. Все женщины мира!
– Я и сам в сомненьях. Но…Доверюсь тебе. Хоть всё это и тяжело, – кинул в пространство Темуджин и вышел за дверь, скрывая слёзы, комом стоящие в горле.
На рассвете он пересек реку и наблюдал обряд издали. Всю ночь камлал шаман, окуривал дом невесты. Тому держали взаперти, всю ночь она находилась под неусыпным приглядом девушек. Они пели обрядовые песни, омывали, одевали, подготавливая её к обряду. Дважды она пыталась бежать, порвала нарядный свадебный халат, шитый бисером и речным жемчугом, вонзая в него острый серебряный кинжал. И даже Ушай, влюбленный в неё без памяти, с трудом сдерживал себя, чтобы не уехать прочь, оставив эту затею.
Они сидели посреди шатра на белой оленьей шкуре и шаман после заклинаний и обкуриваний, наконец, угомонил беспокойную невесту. Тома, покрытая светлым покрывалом, находилась в трансе и шаман крепко связал запястья жениха и невесты, навсегда соединив их в одно первыми лучами восходящего солнца.