Он, наверное, прав, потому что с некоторых пор Соня перестала, например, заниматься с картами – этому искусству учил её когда-то в Версале Жозеф Фуше – и наверняка утратила навыки общения с ними. Теперь карт у неё не было, ведь мальтийский рыцарь и его оруженосец считали их изобретением дьявола, потому Соня даже не заикалась о том, какими карточными фокусами владеет.
Наверное, ей не хватало рядом наставника. Руководителя всех её замыслов и начинаний. Сколько уж она всего перепробовала, а до сего дня ничего из освоенного ей не понадобилось.
Разумовский! Чего это она, забыв о том, в каких условиях пребывает её бывший жених, занимается проверкой и подсчетом своих знаний!
– Если господа позволят мне сказать слово… – несмело произнесла Мари.
А господа как раз и позволили ей сидеть и слушать, паче чаяния у неё найдется какой‑нибудь план, ведь им до сего дня не приходилось заниматься тем, чтобы освобождать кого‑то из рабства…
То есть у Сони был некий опыт, но тогда она помогала вызволить из плена девушек‑аристократок, которых только собирались продать в рабство, и при этом едва не пострадала сама, поскольку не умела почти ничего, в отличие от своих нынешних навыков.
Нет, теперь надо было продумать всё так тщательно, чтобы, как говорится, комар носа не подточил.
– Итак, по словам капитана, он меняет гребцов каждые три часа. На это время отработавшую смену запирают в трюм. Вряд ли удастся изъять оттуда вашего земляка без шума. Наверняка – даже если мы уберём сторожей – убежать захотят все рабы, а это без шума не обойдётся.
«Уберем сторожей»! Это кто говорит? Недавний граф или опытный врач? Тот, что себя защитить не сможет! Конечно, Соня и виду не подала, что допускает такие мысли в отношении Жана, – зачем обижать хорошего человека? Нужно послушать Мари, у неё всё же есть некие представления о происходящем, пусть однажды она и работала совсем на другой стороне.
– Давайте я влюблюсь в Рафида, – предложила Сонина служанка.
– А разве можно влюбиться вот так, по договоренности? – удивилась Соня.
Мари посмотрела на неё с некоторой укоризной. Мол, госпожа, аристократка, а не понимает такой простой вещи.
– Я хочу сказать, как бы влюблюсь. Ведь, когда вы сходите вниз, ваше сиятельство, все смотрят только на вас. А если я буду ходить туда-сюда как влюбленная дурочка, на меня в конце концов перестанут обращать внимание.
– Могу и я спросить: кто такой Рафид? – поинтересовался Жан.
– Тот, кто чаще других присматривает за рабами, – пояснила Мари.
Соня и сама приметила этого плечистого малоразговорчивого надсмотрщика, который всякий раз взглядывал с неодобрением в её сторону, едва княжна появлялась на нижней палубе. Во-первых, здесь он был царь и бог, могущий любого из рабов казнить или помиловать. Однако присутствие аристократки мешало ему разойтись в полную силу. Во‑вторых, рабы – в основном молодые мужчины, годами не знавшие женщин. И хотя они делали вид, будто увлечены греблей, он чувствовал, как в присутствии молодой и красивой женщины над скамьями с гребцами будто сгущался сам воздух.