Они забыли, что опасности и угрозы лишь ожесточают якобинцев, но не пугают их. Когда в июле 1792-го герцог Брауншвейгский издал необдуманно-опасный манифест, в котором угрожал якобинцам свирепейшими карами в случае, если хоть один волос упадет с голов августейшего семейства, то чем ответили на вызов якобинцы? Штурмом Тюильри и арестом всей королевской семьи!
Мстительные тупицы, эти господа лишь озлобляются и мстят, но ничему не учатся, а значит движение роялистов рано или поздно обречено! Понимаешь, что это значит?
Но девушка всё думала о своём. Еще совсем недавно ей казалось, что она влюблена в Норбера. Как он мог быть таким жестоким сейчас? Значит, его прежняя деликатность и мягкость были ложью?
Мария никак не могла этого понять, для этого она была слишком женственна, ее чувственному складу ума были недоступны холодные доводы логики, в особенности логики Революции, подчинявшей себе поведение Куаньяра…
Она не смогла промолчать:
– Знаешь, Арман, никогда не встречала раньше таких людей, он добр и свиреп одновременно, и одно не перечеркивает другого. Как это может быть?
С одной стороны, если бы комиссаром остался Мэнье, нас обоих бы уже не было в живых. При Мэнье отправляли на эшафот даже 14-летних вместе с родителями, а он категорически запретил это варварство..
С другой стороны судьба Элен, шуаны, вандейцы и активные представители местных роялистов, уже казнены больше 500 человек… А ты что думаешь?», – Мария смотрела на брата так, словно искала моральной поддержки, – человек жесток или добр по ситуации, но честен в любом случае, и это как? Можно ли его понять? Как можно быть столь привлекательным и страшным одновременно? Я сейчас не о внешности, ты понимаешь? Его проще страстно любить или бешено ненавидеть, а вот сохранить равнодушие это вряд ли…
Доктор Розели задумчиво пожал плечами:
– Сейчас в тюрьме ожидают казни почти около тысячи человек, треть уже казнены. Роялисты из списка д Эспаньяка и шуаны также обречены, «добрый Норбер».. как ты еще недавно называла его, расписался в акте. И учитывая диверсии, жестокие убийства якобинцев и бешеное сопротивление новой власти казни эти будут продолжаться.
Мария грустно смотрела на Розели и заметно сникла:
– Наверное, я скверная сестра и дурной человек, после казни Элен я должна бы люто ненавидеть его, желать ему смерти, страшной смерти, а ненависти во мне так и нет… скорее горечь, страх и отчуждение, я уже никогда не смогу относиться к нему по-прежнему…
Она прижалась к плечу брата, а он гладил ее по волосам, как ребенка.
– И я не сказал тебе, что ненавижу его, но способен оценивать всё трезво. В собственных глазах, для якобинцев, он безупречно честен, действует в строгом соответствии с их принципами, делает лишь то, что считает необходимым, не больше, не меньше.