Луиза внимательно рассматривала его смуглое лицо с правильными, чуть резкими чертами и не находила в нём ровно ничего зверского или гнусного, скорее напротив. «Он весьма привлекателен для санкюлота», – вдруг подумалось, и тут же она устыдилась этой мысли.
Он как-то неуловимо изменился за этот месяц, ввалились глаза, оливковая кожа приобрела болезненный зеленоватый оттенок, резко обозначились скулы. Смутная предательская жалость змейкой вползла в сердце. Что это с ним случилось?
– Вы совершенно правы, гражданин. Если вы об этом спрашиваете, значит вам небезразлично, что мы чувствуем, мне от этой мысли гораздо спокойнее, – девушка принужденно слабо улыбнулась.
Сердце Норбера бешено стукнуло и куда-то провалилось, он проигнорировал эту досадную принужденность тона. Неужели она больше не чувствует себя беззащитной жертвой, а значит не должна видеть в нём тюремщика и злодея!
– Значит мир?, – улыбаясь, он протянул ей руку через стол.
– А разве между нами была война?, – в глазах девушки мелькнуло удивление.
– И всё же дайте мне вашу руку в знак того, что вы не видите во мне больше злодея и мучителя, мне это очень важно, я прошу вас.
Девушка неуверенно и осторожно протянула к нему маленькую узкую кисть. Осторожно и очень нежно Норбер сжал её в своей ладони, прижал её к губам. Это не слишком походило на дружеский жест.
Луиза тревожно вгляделась в лицо собеседника. Обычное выражение холодного бесстрастия совершенно исчезло, она почувствовала беспокойство. Норбер еще раз осторожно коснулся губами тонких пальцев.
Луиза слегка вздрогнула:
– Пустите, гражданин, – нервным жестом отняла у него руку.
Куаньяр по-прежнему спокойно и мягко смотрел на неё:
– Я сделал что-то выходящее за рамки приличий?
Она не успела ничего ответить.
В гостиной бесшумно возник де Бресси, ставший невольным свидетелем последних минут разговора и успевший отметить положительные изменения в костюме и в причёске республиканца, под его особенно внимательным взглядом Норбер смутился, но принял свой обычный невозмутимый вид.
– Чем обязаны столь важным визитом?, – с едва уловимой иронией произнес он, и вглядевшись в помрачневшее лицо Куаньяра спросил прямо:
– Скажите как есть, что случилось?
Норбер откинулся на спинку стула и глядя поверх голов невидящими, обращенными «в себя» глазами заговорил, ни к кому конкретно не обращаясь:
– Если всё произойдёт в течение июля, всех вас придется снова отправить в тюрьму…
Серьёзное лицо де Бресси застыло в напряжении:
– Это следует понимать так, что-то изменилось и мы вам больше не нужны. Значит снова тюрьма, а оттуда …»