Как у нас там сегодня с дыханием, как датчики, как перышки, ребра – как?
Мы стоим на перекрестке – раз, два, три – меняется цвет светофора, к нам приближаются лица, улыбки, темные очки, ресницы, сложенные зонтики, облако шуршания плащей, разговоров, скорых шагов. Двадцать четыре, двадцать пять – мимо движутся машины, как школьные кораблики-оригами, на которых нарисовали окошки и человечков, пятьдесят восемь, пятьдесят девять, минута – снова переключается светофор.
Если долго стоять на месте, можно увидеть, как все начинается, заканчивается и начинается снова. С точки зрения наблюдателя, первыми исчезают случайности – несуразности, несообразности, всякая ерунда. Я нашел на улице кусочек янтаря – он лежал у края мостовой, в сантиметре от водосточной решетки. Задержись я, и его бы смыло дождем, завертело бы в трубах, подземных трассах, гулких туннелях – сколько бы я ни пытался представить, куда они ведут, не получалось: набираешь скорость и упираешься в серый, капельный туман, в котором сначала мерцают светлячки, жужжат флуоресцентные лампы, а потом – почти сразу – ничего нет. Но я успел. Я носил этот янтарь в кармане ветровки, разглядывал разводы, пузырьки, туманности – мне казалось, достаточно лишь небольшого усилия, и я окажусь внутри; и когда это произойдет, выяснится, что там всё в движении, всё тягучее и одновременно легкое; лучи света не пронзают пространство, а текут в нем, меняют форму, распахиваются, нависают друг над другом гигантскими гребнями, а потом превращаются в равнины, утекают реками, отступают морями, и птицы парят в невесомости, потому что нет точки отсчета, посмотрев на которую можно было бы сказать: «я лечу». Я снова прятал янтарь в карман.
* * *
…Выйдя утром из подъезда и пройдя по своей улице метров пятьдесят, Томер К. вдруг останавливается и оборачивается. Окно соседнего дома украшено переливающейся гирляндой, что странно, так как там уже никто не живет: старуха Маргалит умерла почти год назад, похоже, не оставив наследников. Гирлянда, впрочем, прикреплена снаружи – приклеена скотчем. Томер подходит поближе. Снизу к гирлянде прицеплены аккуратно вырезанные из фольги рыбьи скелетики. Они чередуются со сверкающими на солнце чайками, клоунскими колпаками и вертолетом, также аккуратно вырезанным и напоминающим скелет. Томер старается заглянуть в окно, стирает с него ладонью жирную пыль – там ничего не видно. Он пожимает плечами, отряхивает руки и одежду, идет к автобусной остановке. Почему-то идиотская гирлянда не идет из головы. Он даже звонит с работы жене, просит посмотреть, на месте ли она. Гирлянда на месте. Голос жены кажется ему немного встревоженным. Вечером он спешит домой, но гирлянды уже нет – кто-то ее сорвал и унес, осталась полоска скотча с приклеившимся к нему обрывком мишуры. Томер медленно идет к своему подъезду. На обочине что-то блестит – вертолет из фольги. Томер поднимает его и несет домой.