Я уверенно пообещал сдать все «Госы» на отлично. Главное — идти первым в очереди. Чтобы руки не успели связать. Да-а… Вот и еще одна недооценка. Я думал, комиссар помогает из благодарности за качественное оформление партмероприятий. Но нет… Если б не тот арест, сделал бы он мне красный диплом.
* * *
Бронетранспортер, крупнокалиберный пулемет, ночная стрельба с ходу по движущимся целям, групповым и одиночным. Три группы мишеней. В заключение — спешивание и в атакующем ритме бросок гранаты в окоп противника. Мишени на ходу поднимаются-опускаются, движутся не по прямым, а непредсказуемо. С таким уровнем сложности мы за годы учебы не встречались.
Условия упражнения нисколько не смутили. Небо знакомое, родное: звездочки подмигивают, Луна улыбается; а с пулеметом я «на ты», настроение абсолютно деловое. Сопровождающий на бронетранспортере столичный полковник, заметив мою явную уверенность, принюхался: не хватил ли курсант миллилитров сто пятьдесят перед выходом на огневой рубеж.
Короткими очередями, сэкономив половину боекомплекта, поразбивал половину лампочек в мишенных группах. Затем с диким криком «ура» поразил врага в окопе. Фанерную фигуру взрывом гранаты раскидало на куски.
Пока ремонтировали повреждения, мой «передовой опыт» озвучивали по радио. На центральной вышке и огневом рубеже вышли боевые листки. Комиссар представил меня, как отличника учебы и члена Партии Авангарда, заместителю Председателя Комиссии. Исторический момент рукопожатия со столичным генералом и застал морпех Фомин. Его покинул дар речи, рука при попытке откозырять затряслась. Еще бы: он известен как двоечник, а я — мастер ночной стрельбы по фронтовым нормативам. Столичный генерал сделал вид, что не заметил круглого полковника.
Так мы с морпехом Фоминым разошлись курсами, и не стало у нас общих точек соприкосновения. Он негодовал и боялся, я не хотел. И спрятал поглубже вещдок — предписание на арест. Экзамены проходил так, как обещал комиссару. Пока не наступил последний, высшая математика. Предмет, о котором я никак не беспокоился.
К последнему испытанию нас вернули в казарму. Три дня… Можно позагорать на берегу Румы, но нет желания. Я бродил по расположению роты, консультируя по самым сложным вопросам. Оказывается, некоторые однокурсники ухитрялись конспектировать лекции с ошибками, неточно. Собственных я не имел ни по одному предмету. Кроме секретных конспектов по некоторым военным дисциплинам. Но они подлежат уничтожению. Математика — моя любимица. С ней можно власть размять интеллект, порадоваться за себя при удачной попытке поиска неординарных решений. Вела математику Виктория, жена командира параллельной роты. Числился я у нее в отдельном, «красном», списке под номером один. И за меня она беспокоилась меньше, чем я. Получилось так, что она консультировала-готовила роту, я занимался своим взводом. На три дня вернулась кличка Профессор. Наступил период расслабления после стольких предельных месяцев неустойчивости и бестолковости. Перед глазами встают лесные пейзажи Самакина, в ушах шумит строгий Океан. Там расположился целый армейский корпус, место для одного лейтенанта обязательно найдется.