Я не стал жаловаться. Только еще раз задумался. Ни Тарзаном, ни Алкидом мне не стать. Они такие от рождения. И копировать их — дело глупое. Папка «Идеал» требовала уничтожения. Но к чему, в таком случае, стремиться? Да, все-таки к профессии летчика-истребителя!
Домой ночами добирался теперь или на Сашином тяжелом мотоцикле, или на дежурной машине отдела полиции. Авторитет в обществе скакнул вверх. Главное, — я стал недоступен критике со стороны мачехи. Но ощущения нужной свободы нет. Все сильнее давит барачный стиль бытия. Все о всех знают всё! Единая большая семья… Им комфортно так: Михе, Максу, Генке Епифану… А мне — нет! В маленькой семье Воеводы дух барака отсутствует. Здесь я млею от ощущения истинного дома.
* * *
Но от социума не убежать. Макс на улице врезал как следует младшему брату. Думаю, было за что. Просто так Макс руками не машет. Но брат пожаловался отцу, и тот сказал мне:
— Иди, разберись…
Я понял: приказ исходит от мачехи, не мог он сам сочинить безрассудную авантюру. Но возражать не стал. Макс уже нигде не учился, накручивал рабочий стаж и стал еще сильнее. Подошел к нему и сказал:
— Ты должен извиниться. Достаточно передо мной.
Макс ослепительно улыбнулся, — зубы у него не как у меня, никогда не болели, — и посоветовал засунуть слова в то самое место. Мне стало ясно: в принципе он прав, он только ответил на грубость, и извиняться не за что. Но кругом застыли в ожидании друзья-товарищи с моей и соседних улиц. В новом качестве отступление равносильно трусости и бессилию прежних лет. И я повторил предложение в тоне требования.
Тогда он схватил могучей рукой мое плечо. Но случилось не то, чего ожидали зрители и сам Макс. Оторвав руку от плеча, я легко поднял его тело над головой и несколько раз прокрутился. Но бросать на землю не стал, а мягко опустил на траву.
Народ в оцепенении, Макс ошарашен. Больше он не пытался демонстрировать мне свою силу. И, — что понравилось, — оценил деликатность. Ведь другой на моем месте… Он не мог знать, что во мне сидит запрет: не могу просто так ударить-оскорбить кого-либо.
Удовлетворения от выполненного приказа отца не ощутил. Не было в нем разумности. Вначале ему следовало самому выяснить, что произошло. Но через мачеху сработало общее правило: свой прав, даже если он не прав. А состав оперотряда, — семья или мотострелецкая рота, неважен.
Как же мне быть? Противостоять общему правилу — бессмысленно. Следовать ему — противоестественно. А единые алгоритмы действуют везде. Включая литературу. А школа, — уж совсем! Вдалбливание одного подхода, зазубривание учебников. Учителя отличаются от учеников только объемом памяти. Неужели Партия Авангарда не заинтересована в обучении-воспитании на высшем уровне? К концу десятого класса при моем появлении в школе после длительного отсутствия учителя нервничали. Многим хотелось вкатить мне вечную двойку, но как это сделать?