Фиргун только рукой махнул:
— Мне эти сказки бабушка рассказывала. А ты их всерьёз принимаешь. Гибче будь, Иван, мягче.
Нур освободился от внутреннего напряжения и сказал:
— Прошу простить за опоздание, я…
Ананда прервал извинения:
— Так не годится! Капитан имеет право. Если он не будет пользоваться своими правами, то какой он Капитан? Другой кандидатуры у нас нет, Капитан Нур. Изволь работать.
Сказано было так серьёзно, что рассмеялись все. Кроме Фиргуна — тот улыбнулся, хмыкнул по-ефремовски и сказал:
— Экипаж какой-то несолидный. Вам только и надо, что не подчиняться начальству, а потом хихикать. Ефремов, мы с тобой не договорили. Ты здесь единственный трезвый человек, мне с тобой интересно, у тебя страсть к знанию. Чего тебе не хватает?
Обретшее обычную смуглость лицо Ефремова побледнело, ответил он не сразу:
— П-покажи мне, как живёт Ч-чакравартин. Ч-то у вас и как происходит. Г-глазком одним глянуть, понять…
Фиргун согласился:
— Ну, смотри… Я тебя за язык не тянул. Всем будет полезно, да и я разомнусь, давненько не…
* * *
Пламя свечи замерцало, разрослось и скрыло Лампу, образовав на её месте посреди стола неяркий шар, в котором немыслимым образом смешались все мыслимые цвета. Шар медленно вращался. Нет, скорее, он менялся так, что казалось — вращается сразу вокруг нескольких осей. Секунда, другая, третья… И вот, — зрение людей, прикованное к игре цвета, стало воспринимать Суть, затаившуюся внутри. И шар, словно поняв это, расширился и заполнил собой всю Сферу.
Тут всё и началось.
Многорадужная, непрерывно и плавно меняющая цвета змея, свиваясь в бесконечные кольца, устремлялась в кручении непонятно откуда в неизвестно куда. И эти две, бесконечно удалённые друг от друга точки: «откуда» и «куда», вдруг предстали одной, единственной. И всё видимое, а также невидимое, происходящее вне и внутри змеи, заключалось в этой точке. И не только змея Чакравартина, но и вся Вселенная умещалась внутри одной бесконечно малой точки. Но Чакравартин, находясь внутри и точки, и змеи, в то же время охватывал точку снаружи и сам дирижировал кружением змеевидной спирали. А перемена цветов означала локальное проявление в пространстве и времени некоего невидимого, но супермогущественного единого Правила. И Правило это, проявляясь в цветах и кружении, находилось вне точки и объемлющего её человека-Чакравартина.
Не было ни конца, ни края змее Вселенной, но точка, с вложенным в неё Правилом, превосходила бесконечности свето-цветовые и бесцветные, измеримые и недостижимые.
Экипаж, став одним воспринимающим человеком, застонал от бессилия что-то понять и представить в наглядном, доступном образе.