– Э! э! – прошептал Гуго, – вот и таинственный дворец!
– Скажи лучше – замок Спящей красавицы; только красавица, теперь не спит, – возразила Брискетта глухим голосом.
Она вложила маленький ключ в замок, дверь повернулась на петлях без шума и Гуго вошел в сени, плиты которых были покрыты толстым ковром. В сенях было еще темней, чем в саду. Гуго послушно следовал за Брискеттой, которая в этой темноте ступала смело и уверенно. Она подняла портьеру, взошла проворно и без малейшего шума по лестнице, остановилась перед узенькой дверью и толкнула ее. Тонкий, как золотая стрела, луч света прорезывал темную комнату, в которую вступил Гуго.
– Ступай прямо на свет, – шепнула ему на ухо Брискетта. – Тебе под руку попадется дверная ручка; отвори – и желаю тебе всякого успеха…
Она исчезла, а Гуго пошел прямо к двери. Легкий душистый запах и приятная теплота охватили его. Он нашел ручку и отворил дверь. Целый поток света хлынул ему на встречу.
Он вошел в круглую комнату, обтянутую шелковой материей, огни больших подсвечников отражались в венецианских зеркалах. В изящном камине трещал огонь; на доске стояли дорогие часы, наверху которых сидел Амур с приложенным к губам пальцем. На позолоченных консолях разбросаны были роскошные вещи, блестевшие серебром, слоновой костью и золотом. В этом благоуханном приюте никого не было.
Удивленный и взволнованный, Гуго оглянулся кругом. Вдруг незаметная в складках китайского атласа дверь скользнула в драпировку и графиня де Суассон появилась пред его очарованными глазами.
Руки её были полуобнажены, волосы раскинуты буклями по плечам, шея тоже обнажена; щегольской наряд еще более возвышал её пленительную красоту. Божество вступало в свой храм.
– Поблагодарите ли вы меня за то, что я сдержала слово? – спросила она, подняв на Гуго блестящие глаза.
– Я уже благодарю вас, графиня, и за то, что вы явились мне в этом очаровательном уединении, – возразил Монтестрюк, преклонив колено.
– Ну! – продолжала она, нагнувшись к нему, – король сделал выбор: он назначил графа де Колиньи… Вы получили то, чего желали больше всего; но остается еще другое…
Олимпия пошатнулась, будто ослабев от овладевшего ею волнения.
Гуго привстал до половины и охватил ее руками, чтоб поддержать.
– Чем могу я доказать вам мою благодарность? – воскликнул он.
– Полюбите меня! – вздохнула она.
Тонкий стан её согнулся как тростник, все помутилось в глазах у Гуго; он видел одну лучезарную улыбку Олимпии, вызванный было им образ Орфизы проскользнул и исчез и, вспомнив слова её, он прошептал между двумя поцелуями.