– Я еду сегодня вечером, графиня, – сказал Цезарь.
– И не возвращайтесь назад, пока не достигнете цели, герцог, – вскричала Олимпия с ударением на последнем слове. – Докажите этой гордой графине де Монлюсон, что её дерзкий девиз – per fas et nefas – годится для всякого!
– А для меня особенно.
Делая вид, что ей нужно дать ему еще новые и настоятельные указания, Олимпия проводила его до самой передней, говоря с ним вполголоса.
Как только она вышла из комнаты, Брискетта побежала к принцессе.
– Ах! умоляю вас, спасите ее, спасите его! вскричала она, бросаясь перед ней на колена и обнимая её ноги обеими руками. – По выражению вашего лица, я сейчас заметила, что вы – друг графа де Монтестрюка – я смотрела на вас внимательно и тайный инстинкт толкнул меня к вам – Не отрекайтесь!.. вы изменились в лице, когда узнали, на что годятся эти булавки, и в глазах ваших отразился ужас, когда графиня де Суассон высказала вам свои мысли… Мне говорили, что вы добры, что у вас высокая душа… Дьявол может внушить графине какое-нибудь ужасное дело… От неё всего можно ждать… У меня пробегал холод по костям, когда я слушала, что она говорила… Гуго грозит смертельная опасность… Той, кого он любит, то же грозит страшная беда… Я готова отдать всю кровь свою, чтоб спасти их обоих… но что я могу сделать?… Вы сильны и свободны, неужели же вы ничего для него не сделаете?
– Ах! ты сама не знаешь, чего требуешь!
– Я знаю, что один раз вы уже спасли его от погони. Не краснейте! Какая женщина, у которой есть сердце в груди, не сделала бы того же самого??… Кого мы раз спасли, с тем мы связаны на веки. Посмотрите на эти два лица, вот в той комнате! Сколько желчи у них в глазах! сколько яду на губах!.. Ах! умоляю вас, принцесса, вы можете предупредить обоих! Письмо может не дойти – посланного могут не послушать… Вы же расскажете, что сами слышали. Вы опередите графа де Шиври и вам Гуго будет обязан всем.
– Ну, так и быть! я еду… Чтоб увидеть его, я положу всю преданность, какая только может быть в сердце женщины – Бог совершит остальное!
Брискетта бросилась к рукам принцессы и горячо их целовала. Граф де Шиври ушел, Олимпия вернулась.
– Кажется, теперь я отомщу за себя! – сказала она.
– Разумеется, – прошептала Брискетта и, взглянув на принцессу, прощавшуюся с обер-гофмейстериной, подумала: «А, может быть, и нет!..»