В огонь и в воду (Ашар) - страница 231

– Но никто также не коснется её и рукой!

– Мы будем однорукие.

– А чтоб никто не жалел, что пошел со мной, то если кто no неловкости лишится жизни в свалке, его часть из приза пойдет товарищам, а эти могут ее пропить или проиграть, как сами захотят.

– Когда б так, то побольше было бы мёртвых! – крикнул парижанин.

Горожане, которые выходили, покачиваясь, из пивоварен и из кабаков доброго города Зальцбурга, могли видеть среди ночи – пока дозор его преосвященства епископа блуждал по темным улицам – отряд всадников, ехавших к предместью правильным строем вслед за командиром огромного роста, который сидел прямо и крепко в седле, важно подбоченясь рукой. Гордая осанка его пугала пьяниц, которые прятались под навес лавочек, и ночных воров, которые убегали сломя голову.

А запоздавшие честные люди думали, что это едет капитан со своим эскадроном, которого государь их епископ посылает на помощь к императору Леопольду, вздыхали о грозящих Германии бедствиях, поспешали домой и набожно крестились, вспоминая о турках.

Выехав за город, капитан д'Арпальер смело пришпорил своего коня и направился в горы, лежащие на дороге, по которой должна была проезжать графиня де Монлюсон. В этих горах он знал отличное тесное ущелье, будто нарочно созданное для засады.

XXXI

Коршуны и соколы

Несколько часов спустя после выступления этого молчаливого отряда, граф де-Шиври с гордой улыбкой подавал руку графине де Монлюсон, садившейся в карету с своей теткой, чтобы ехать по той же самой дороге. Солнце вставало в горах Тироля и освещало их свежие вершины. Розовые облака на небе внушали мадригалы Цезарю, который сравнивал их нежные оттенки с румянцем Орфизы и с её алыми губками.

– Взгляните, – говорил он, – небо улыбается вашему путешествию и утро окружает вас венцом из лучей. Не вы ли сами заря, освещающая эти поля?

Хотя Орфиза, особенно с некоторого времени, чувствовала очень мало симпатии к высокомерной особе своего прекрасного кузена, но все-таки она была женщина и эти любезные речи приятно щекотали ей слух. В веселом расположении духа она простилась с живописным Зальцбургом, оставшимся за ними в туманной дали.

Веселости этой однако же не разделял доверенный человек, распоряжавшийся их путешествием. Слышанное им в Зальцбурге рассказы о свирепых татарах, грустный вид пустынной местности – все внушало ему печальные мысли. Перед отъездом, Криктен попробовал отговорить графиню; она только посмеялась над его страхом.

– Ну! – сказал себе честный слуга, – теперь мне остается только поручить свою душу святым угодникам и исполнить свой долг, как следует.