– Клянусь вам, матушка.
* * *
Можно сказать, что воспитание маленького Гуго, ставшего графом де Монтестрюком, началось на другой же день после того, как он в первый раз провел ночь в Тестере. Дом этот был так далеко от замка, в котором он родился, что окрестные жители, – которые вообще мало разъезжали в эти далекие времена, а жили больше в тени своей колокольни – никогда не видели графини. Она могла гулять по окрестностям, не опасаясь быть узнанной. Она выдавала себя за вдову капитана, убитого на королевской службе, искавшую вдали от городов уединения и покоя. Все любили ее за молодость и задумчивую красоту, за проказы и миловидность сына и за делаемое кругом добро, для чего она отделяла всегда бедным десятину из своих небольших средств. Всякий кланялся, встречая ее во вдовьем трауре. По воскресеньям в церкви ей уступали особое место.
Однако ж, при всей суровости, в какую графиня де Монтестрюк заключила жизнь свою, несмотря на роковой удар, подсекший её молодость, бывали и у ней часы, когда приходили воспоминания прошлого. Ради чувства собственного достоинства, она не захотела позвать тогда графа де Колиньи, но неужели он сам не отыщет её из любви к ней? Возможно ли, чтоб он забыл ее до такой степени, что уж вовсе об ней и не думает? А как однако ж он любил ее! Как он клялся всегда сохранить эту любовь! Не он ли сам еще, в последний час разлуки, предлагал ей отыскать новое отечество в далеких странах? Тогда он был готов на всякие жертвы.
Когда эти мысли приходили ей в голову во время прогулок по окрестностям Тестеры, Луиза чувствовала внезапный огонь в сердце и одна, медленным шагом, со слезами на глазах, с подавленными вздохами, шла по тропинке от скромного дома до ближней дороги, на которой каждый день появлялись проезжие. Дорога эта пролегала по забытой местности, куда не доходило даже эхо событий, волновавших Париж. Когда задумчивая прогулка приводила ее к тому месту, откуда видна была длинная желтая лента, служившая им со общением с Ошем и Лектуром, а через Ош и Лектур – с Тулузой и Бордо, она садилась на камне и жадно всматривалась в две точки на горизонте, с востока и с запада. Когда поднималось вдали облако пыли, сердце её начинало биться, она привставала и старалась разглядеть фигуру всадника, поднимавшего эту пыль. Но то не был Жан-де Колиньи, и она грустно опускалась опять на свой камень.
Прошли дни и недели, месяцы и годы. Графиня де Монтестрюк оставалась все одна. Пришло время, когда она совсем уже перестала надеяться; она покинула мечты свои и положила на свое сердце камень отречения.