– Значит, дня два или три тому назад? – спросил Шиври.
– Да, точно, два или три дня, герцогиня, как говорит граф де Шиври, ваш кузен; но она останется неизменной до моего последнего вздоха.
Потом, обращаясь к своему сопернику и не теряя хладнокровия, он продолжал:
– Неужели вы находите, что нужно много времени, чтобы любовь родилась от удивления, какое внушает герцогиня д'Авранш, и неужели вы считаете, граф, что жизни человеческой слишком много, чтоб доказать ей эту любовь?
Граф де Шиври начинал терять терпенье, но все еще сдерживая себя, вскричал, обращаясь к окружавшему обществу:
– Что вы скажете, господа, об этих словах? Неправда ли, по всему видно, что граф де Монтестрюк приехал издалека?
На этот раз Гуго переменил тон и, возвысив голос, отвечал, бросая огненные взгляды:
– Эти слова, граф, вполне достойны хорошего дворянина и дворянин этот, откуда бы он не приехал, готов предложить бой, пешком или на коне, с кинжалом или со шпагой, каждому, кто бы ни стал ему поперёк дороги.
Де Шиври сделал шаг вперед; Орфиза де Монлюсон остановила его жестом и сказала:
– Я дала слово графу де Шаржполю и сдержу его.
Она окинула взглядом все общество и спросила с кокетством и вместе с достоинством:
– Вы требуете себе, граф, права посвятить мне вашу жизнь и доказать мне вашу любовь преданностью?
– Да, герцогиня, и если мне не удастся, ценой самых постоянных, самых упорных усилий, назвать вас графиней де Монтестрюк, женой моей, то я отдам за это всю свою кровь до последней капли.
Пока он говорил, принцесса дрожащей рукой рвала цветы своего букета и бросала по полу. Де Шиври побледнел страшно. Его удивляло, как это человек, позволивший себе при нем такую дерзость, еще стоит на ногах; он совсем уже готов был разразиться гневом, но кавалер де Лудеак пробрался к нему сзади и прошептал ему на ухо:
– Если не уступишь, берегись: она совсем готова на полный разрыв.
Эти слова произвели в уме графа де Шиври внезапный переворот, он вдруг изменил позу и тон и воскликнул весело:
– Кажется, вы говорили сейчас, любезный граф, о кинжале и шпаге? э! Боже милостивый, что вы это?… Эти страсти давно уже вышли из моды! Неужели там у вас, в Арманьяке, этого не знают? Но, уверяю вас честью, никто уже при дворе не выходит теперь на дуэль, как случалось прежде. Каждый век имеет свои обычаи и мне кажется, что наши права не хуже прежних… Вместо того, чтоб ломать копья или рубить друг друга секирами и подвергать царицу турнира неприятности отдавать свою руку калеке, теперь сражаются умом, хорошими манерами и предупредительностью. Теперь уже не хватаются за оружие при каждом случае – это прилично только людям грубым, а люди со вкусом доказывают свою любовь вежливостью, деликатными поступками, благородной внимательностью, уважением, постоянством. И настает день, когда тронутая наконец дама венчает любовь того, кто умел ей понравиться… Не так-ли, милая кузина?