Ни в одном языке не найти слов, чтобы вполне передать мощь и праведность гнева царского. Монарх обыскал гарем и обнаружил юношу. Блеск красоты его затмевал свет солнца и луны, сверканье золота и серебра. Собственноручно, упиваясь местью, на глазах жен и наложниц, царь изрубил в мелкие куски молодое тело и кровью вымазал физиономии распутниц. Затем расправа настигла любодеек. Ни одну из преступных сладострастниц не обошел клинок дамасской стали.
Истребив разврат в стенах дворца, царь вспомнил о той, что спасла трон и корону от бесчестья. Какою милостью воздать за бесценное благодеяние? Наградой за доброе дело служит свершение его. Но довольно ли этой награды? Царь взял в жены юную крестьянскую дочь. Отныне и навеки она станет его судьбой и единственной любовью. Поклялся он супруге дорогой не прикасаться к женщине другой.
– Ты прав, Эйнан, весьма поучительная повесть, – сказал Забара.
– Еще бы! Проницательный ум заслуживает высочайшей награды, – поддержал Эйнан.
– Пожалуй…
– Вот я и вытянул тебя из дома – добыть достойное признание твоим заслугам.
– Как важно занять язык и голову во время долгого пути! – свернул на другое Забара.
– Кажется, я трудился не зря!
– Мой друг горазд рассказ вести, чтоб нас от скуки увезти.
4. В обед аскет, а ужин нужен
Два пилигрима, Иосиф ибн Забара и друг его Эйнан, бродят по белу свету, оседлавши каждый своего осла, и коротают время в дороге, рассказывая друг другу басни да байки, были да небылицы.
Как-то в конце долгого дня пути добрались наши странники до некой деревни, на вид весьма бедной и мрачной. Смеркается, стало быть, не миновать ночлега в неприветном месте. Хозяин заезжего двора бойко уведомил путников, что ни ужина, ни постели им не видать, как своих ушей, а местечко под крышей для них сыщется.
Забара и Эйнан расположились под навесом, отгородившим их от тьмы небесной и света звезд далеких. Голод и жажда напомнили обоим, что пришло время отдать дань вечерней трапезе, и безотлагательно.
Забара развязал дорожный мешок, и горестный вздох вырвался из страждущих уст: нет еды, разве что немного вина в бурдюке. И Эйнан заглянул в свою тощую котомку и совершенно опустошил ее, вынув краюху сухого хлеба, которой предстояло насытить двоих.
Иосиф принялся горячо жаловаться на злую судьбу и муки телесные. С утра без пищи и воды, день без обеда в надежде на добрый ужин, и голодная ночь впереди! Взглянувши на эйнанову хлебную корку, заметил многозначительно, что, делясь последним куском, люди становятся настоящими друзьями. Эйнан же, не менее страждущий, не подхватил слезный тон, ибо дух прекословия вселился в него.