Что Шериф вообще забыл на этом празднике жизни, в тридцати километрах от родного райцентра? Крышевать тут некого и не от кого: одна база отдыха на берегу, и та только к лету заработает, если не сожгут. Друзей и родственников Назаренко в деревне не имеет. В чем же дело? Беспорядков ждут, что ли? Да кому тут барагозить? Разве что священник психанет.
Отец Геннадий возвышался над толпой, хмуро дыша в бороду: он эту затею с купанием с самого начала не одобрил. Однако ж пришел, освятил воду, уважил, можно сказать, паству – а она вон что!
Пара Мурашовых топталась у края проруби на мостках. От вида Кузьминичны в купальнике становилось не по себе даже бывалым мужикам, а уж малолетки вовсе не знали, куда девать глаза. Не баба – сила! Даром что на пенсию в этом году выходит. Однако ж и она не решалась на первый шаг в воду. Остальные купальщики в ватниках и пуховиках на полуголое тело стояли поодаль, ждали.
Зоя Ивановна, тетка Ивана Ильича, прятала улыбку в меховой воротничок пальто. Ей не до ныряний, но пропустить культурное мероприятие главному интеллигенту деревни никак нельзя. И племянника с собой обязательно надо прихватить, а то что люди скажут?
Люди между тем безмолвствовали и вообще не обращали внимания на представителей сельской элиты. Тишину над толпой нарушало только вкрадчивое позвякивание стеклотары – кто-то уже начал отмечать. Ивану Ильичу, конечно, не предложили.
Он поежился и сделал робкий шаг назад – к здоровенному костру, пылающему посреди поляны на берегу. Теткин обжигающий взгляд тут же отбил всякое желание погреться.
Наконец Кузьминична размашисто перекрестилась и шагнула вперед. По-мышиному пискнула, когда воды сомкнулись вокруг могучих бедер, но мужественно пошла дальше, на глубину. Летом здесь по грудь, а сейчас – кто проверял?
Остальные купальщики тоже воспряли духом и полезли в воду. Помельче, по шажочку, по коленку – но лезли.
– У-уух! – Кузьминична рассекла пудовым бюстом водную гладь, мощным гребком бросила тело вперед.
Волны плеснули на края проруби, все вспенилось, вспузырилось – и на поверхность буйком выскочил еще один купальщик. Он не мерз, не баламутил воду руками и ногами, вообще не двигался, только глядел перед собой широко раскрытыми бледными глазами.
И ведь прямо перед бабой вынырнул, будто предупреждает: вот, мол, глубоко тут, поворачивай!
Она с разгону едва не поцеловалась с утопленником, но тут же замолотила руками по воде, закипятила реку еще пуще, заголосила:
– Бля… бль… блюди! Васька убился!
Наверняка хотела по матушке, да ведь святой праздник и народ кругом…