–Я не совсем понял, что ты имеешь в виду,– мистер Мортен попробовал состроить из себя, что называется, дурачка.
–Мне интересно знать, почему в вашем поместье все фамильные вещи обозначены буквой «А». Например, как на вот этой кружке. Видите? Вот здесь, на самом дне? То же самое я заметил и во время обеда: буква «А» была вышита на салфетке. Насколько мне известно, ваш дом назван в честь вашей фамилии – Мортен. А она начинается на букву «М». Прошу прощения, быть может, я не слишком хорошо знаю привычки столь знатных людей, как вы, однако, смею предположить, такое несоответствие здесь произошло не случайно.– Вероятно, Гейб посчитал свои слова чересчур переусложнёнными и потому добавил,– Вы понимаете, о чём я говорю?
–Да, понимаю,– нехотя ответил мистер Мортен.
–Хорошо. В таком случае объясните мне такую интересную деталь,– юный любитель детективов отставил кружку в сторону и всё с тем же замком, сложенным из пальцев, приготовился слушать.
Эдриан почесал подбородок.
–Ну, раз уж ты спросил, я продолжу рассказывать свою историю,– Эдриан закинул ногу на ногу.– После того, как Мартин принял на работу Джерри, дела пошли немного в гору. Занятых рук стало больше и, соответственно, стало больше прибыли. Нельзя сказать, что мы были богачами, однако денег всегда хватало не только на хлеб, но и на масло. Выразимся так. Вот. Вместе укреплением лавки крепчала и наша дружба. Мартин… Кстати, мы всегда звали его Мартином, а не мистером Дэвенпортом, потому что он нас так об этом попросил. Не знаю, к чему тебе это. Подумал, что, может, было бы интересно. Впрочем, не столь важно. Так вот. Мартин стал нам всем почти что отцом. К своим настоящим родителям я, как и остальные, ездил редко, а они тем более не стали бы тащиться за океан, лишь бы поведать своего нерадивого сына. Разве пожурить за провал в университете. Они это ох как любили делать!
Мистер Мортен зашёлся смехом, и Гейб, очень внимательно слушавший повесть Эдриана о его молодости, тоже ненароком засмеялся.
–Но родители у меня всё равно хорошие,– сказал мистер Мортен, когда успокоился. Прочистив горло, он продолжил,– И вот однажды, Мартин, уже на тот момент начавший выходить немного из ума в силу возраста, подошёл ко мне и сказал: «Эдди, послушай, приятель. Как ты думаешь, сколько ещё протянет наше дельце?» А я не подумал, да и сказал: «Не знаю. Думаю, лет десять! А ты чего, собственно, спрашиваешь?» Он тогда лишь грустно улыбнулся, похлопал меня по плечу и ушёл, оставив меня одного в недоумении. Я понял, что он мне хотел сказать только тогда, когда через месяц нашу лавку закрыли. У Мартина были огромные долги. Я не знал об этом. Никто не знал, потому что Мартин скрывал от нас. Как выяснилось позже, не хотел расстраивать.