– Я слышал, мальчик, ты очень хотел поговорить с ним, – начал доктор. – Я был против. Он не в себе, и будет нести околесицу, вести себя очень несдержанно. Но это твоё право, ты настоял. У вас пять минут, не больше. Извини.
– Вы можете все выйти? – попросил Майкл.
– Я постою лицом к окну, это максимум который я могу тебе предложить…
– Доктор Рудо, может, мы позволим Майклу… – перебила Альбертина.
– Вы можете подождать за дверью сестра, спасибо. – Доктор Рудо был непреклонен.
И Альбертина вышла, не проронив не единого слова. Майкл почувствовал сползающую слезу у себя на щеке и поспешил её вытереть. Доктор Рудо сделал инъекцию больному, положил шприц на стол и отойдя немного поодаль, произнёс:
– Ты ведь сильный.
– Не знаю, – Майкл придвинул стул к кровати.
Тело отца спустя несколько минут тишины немного вздрогнуло, он резко повёл рукой. Пробуждение его не выглядело естественным, вместе с открытием глаз на его лице отразилась ужасная болезненная гримаса, переполненная недовольством и ужасом. И это поразило Майкла. Отец всегда выглядел человеком спокойным и рассудительным, даже когда был пьян, но сейчас… он смотрелся жалко. Не из-за его ослабленного состояния, а из-за маски жалости и смятения на своём лице.
– Это, что это… Это не сон… сволочи. Доктор, помогите мне, я же умираю! – С каждым новым словом тон отца становился нестерпимо надрывистым, как у рыдающего ребёнка. Майкл не мог поверить своим ушам. – Сделайте что-нибудь!
Он хотел было дёрнуть ногой, но ремни койки крепко стягивали его конечности и не позволили ему этого сделать. Майкл заметил их только сейчас, и к вышеописанным его чувствам горя начала примешивать злоба.
Авторитет отца переставал казаться незыблемым, и казалось, ничего уже с этим не поделать. Его бледное, затёкшее и чуть покрасневшее лицо развернулось к Майклу, и тут же снова сменило направление.
– Мистер Рейв, к вам пришел сын. Он хотел вас видеть, – доктор Рудо, скрестив руки на груди, пристально следил за реакцией отца. Судя по всему, ему тоже претило подобное поведение.
– Да к чёрту это! Мне плохо, боже, я умру… – очередной всхлип. Видно, как остатки сил, которые он истратил на попытки воззвать к доктору, покидали его. Он опустился на подушку, более не поворачивая головы в сторону Майкла.
Есть жалость, а есть сочувствие. Сочувствие возникает вследствие видимости борьбы, жалость вследствие видимости бессилия. Майкл жалел отца, сокрушался, но вместе с тем, он испытывал самое сильное отвращение и ненависть ко всему, что происходило в этой палате. Он хотел просто выйти отсюда, только лишь выйти, но решил-таки начать диалог первым. Майкл практически никогда так не делал.