После обеда Миша отправился домой, а Юру старший Максименко увел к себе.
Водрузив на нос очки, он достал старинный альбом и, перекинув страницы, раскрыл на тех двух фотографиях, которые Юра видел у Николая Филипповича.
— Вот мой дед, — показал Юра. — А рядом дед Архипов.
— А слева от Сашко кто? — прищурив глаза и пряча в уголках губ хитринку, спросил Максименко.
Судя по тону, это был Федор Васильевич. Но как не похож на него этот высокий парень с чубом, спадавшим на глаза, руки которого, казалось, так и просят гармонь. Тот самый, о ком Николай Филиппович сказал, что стал инвалидом.
Юрий оторвался от фотографии и перевел взгляд на старика.
— Да, да, — подтвердил тот. — Федор Васильевич Максименко собственной персоной, только сорок с лишним лет назад. А вот этот старик с усами во втором ряду — отец. Рядом с ним справа — три моих брата. Они погибли в один час в том бою, что и Сашко.
В комнату вошел Олег Викторович и тихо присел к столу.
— Расскажите про бой, — попросил Юра.
Он знал о нем. Но Николай Филиппович не упомянул Максименко, тот, похоже, избегает говорить об Архипове. На фотографиях же стоят по обе стороны от его деда, каждый говорит, что дружил с ним. Врозь, что ли? Были в одном бою, только двое уцелели. Почему ни слова друг о друге?
— Завод выделил нашему батальону батарею из двух семидесятишестимиллиметровых орудий. Только панорам не было. Наводили прямо через ствол. Наша семья составила один орудийный расчет, — начал рассказывать старик. — Отец еще в гражданскую был артиллеристом. Павел перед войной действительную отслужил в артиллерии. Когда батальон отходил к Оредежу, батарею оставили на высотке прикрыть дорогу танкам, а Сашко и Алик со своим пулеметом залегли по другую сторону дороги на кладбище.
— С ними был и дед Архипов, — вставил Юра.
— Не знаю, где он был, — грубо оборвал Максименко, и лицо покрылось красными пятнами. Внук положил руку ему на плечо, и он, успокоившись, продолжал:
— В первую атаку убило командира и комиссара. Не стало командира — не было и команд. Никто не кричал, как в кино: «Огонь!», не взмахивал театрально рукой. Каждое орудие само выбирало цель. Одному танку удалось зайти нам во фланг. Разворачивать орудие не было времени. Всё, думаем, крышка. Одного снаряда с такой позиции достаточно, чтобы от нас ничего не осталось. Вдруг, глядим, с другой стороны дороги бежит кто-то к танку. В открытую, во весь рост, спешит. Бросил гранату, танк загорелся. Обратно, смотрим, ползет, голову к земле прижимает. Сделал дело и теперь себя бережет. Правильно, думаю, умница. Заговорил «максим», прикрыл его.