Где-то к концу июня мы стали видеться все реже. Хоть страх и сковывал язык, не хотелось, чтобы реальность ворвалась в мой мир любви и нарушила его, но вопросы иногда все-таки решалась задавать. Ответы были уклончивы и неопределенны. И вызывали лишь тревогу, смутные подозрения, черные мысли. В голове строились невероятные теории, одна хуже другой. Его умалчивания и попытки вести себя беззаботно нисколько не спасали от беспокойства.
Старалась, конечно, отгоняла от себя неприятные мысли. Но все они накладывались на предыдущий неудачный опыт с мужчиной, создавая уже не просто негативные образы-тени, а каких-то мутантов. Определенно нельзя оставлять женщину наедине с ними, чтобы она не придумывала историй в духе мексиканских сериалов.
В тот вечер он, как обычно, встретил меня после работы. Улыбался, говорил нежные словечки, но во всем мерещилась какая-то фальшь. Мы долго гуляли по парку. Герман все болтал. Я не слушала, подспудно понимая, что к главному разговору он никак подобраться не может.
На середине фразы оборвала его и посмотрела внимательно в глаза.
– Погоди.
– Что?
– Возможно, я не права, но ты хочешь мне что-то сказать. Только никак к сути не подойдешь. Давай прямо, что случилось? И установим, как правило, навсегда. Говорить, как есть. Хорошо? Надеюсь, ты не против?
Он вздохнул и понурил голову.
– Нет, не против. Но иногда это не так просто.
– Да. Но экономит кучу времени и моих нервов. А, когда я не понимаю истинного положения вещей, то начинаю фантазировать.
Голландец взял мою ладонь и поцеловал с тыльной стороны.
– Ты удивительная женщина. Я говорил уже?
– Говорил и не раз. Все же, пожалуйста, ближе к делу. А то число версий в моей голове увеличивается с каждой секундой и одна хуже другой.
– Мне на самом деле просто не хочется об этом говорить, – сосредоточившись на моих пальчиках, обводил бугорки, гладил. – Складывается все так, что я вынужден уехать. Я не хочу. Но придется. Нет выбора. И не знаю, сколько меня не будет. Ничего не знаю. Понимаешь?
«Нет. Не понимаю». Это было крупными буквами написано на моем лице, говорить вслух излишне. Стояла, как памятник самой себе и таращила на него изумленные глаза. Только в жизни начало все налаживаться и на тебе! Удар под дых.
Он все уловил, все оттенки настроения. И то, что почти восемьдесят процентов из него – недоверие.
– Светлячок, я же гастролер. Нигде не задерживаюсь долго. Это моя жизнь.
Я сглотнула комок, что стоял в горле.
– Так измени ее… – поперхнулась фразой, не закончив, потому что в конце было: «ради меня».
– Возможно, когда-нибудь я так и сделаю. Но не сейчас и не в этом городе. Здесь много знакомых лиц.