Мне нестерпимо захотелось убежать, запереться на тысячу замков дома или лучше в глухой лес, чтобы никто не мешал нареветься.
А его объятия были как будто лишними. Вроде пытается помочь, сгладить свои слова, но мне все равно. Слова долетали, словно через вату:
– … Я все понимаю, поверь мне… Мне жаль, что все так происходит… Завтра поезд…
– Что? Как? Уже завтра?
– Да. Завтра.
– Это шутка такая?
– Нет, не шутка. Я на самом деле уезжаю. Постараюсь к Новому Году появиться. Честно. Но не могу стопроцентно пообещать.
– Не можешь? – в голове, после легкого ступора, завертелись мысли, в спешке ища выход. – Можно я поеду с тобой? Пожалуйста.
– Нет. Это невозможно.
– Пожалуйста…
Я цеплялась за него будто за спасательный шлюп во время буйства стихии вокруг. И, если не схватишь, не удержишься, то все – погибнешь. Со дна уже не выбраться.
– Это для твоего же блага. Путешествовать со мной не самая лучшая идея и опасная к тому же.
– Знаешь, как это все со стороны выглядит?
Герман отстранился, не только физически отошел на полметра, всматриваясь в мое лицо недоверчиво, но и будто стенку между нами поставил. Недоверие не лучшее чувство в отношениях и действует разрушительно. Но повод у меня имелся.
– Понимаю. И представляю, конечно. Я не могу объяснить тебе многих вещей, что развеяло все твои сомнения. Но делаю это для твоей, же защиты, пойми.
– Хорошо…
Опустила голову. Я могла сто раз покорно сказать: «хорошо». Но внутри нисколько не верила этому и не принимала, как и его слова.
Понятно, что попрощаться, по-хорошему не получилось. На сердце было тяжело. Ощущение, что от меня медленно отрезают половину. И, сколько бы он не тратил слов, все они проходили мимо меня.
В конце концов, мы, последние часы, просто молча, бродили по улицам, неважно куда, зачем. Поезд был утром. От идеи проводить до вагона и махать белым платочком, обливаясь слезами, я отказалась. Мое сердце не выдержало бы. Хотя Герман и просил об этом. Сковано, скомкано попрощались. Старалась быть понимающей, любящей, но обида не давала. Побыть вместе до самого отправления, то есть до утра, тоже не согласилась. Стоя в тени подъезда, целовала так, будто никогда уже не увижу. Прощание славянки по полной программе.
На следующий день после работы зашла в магазин, купила бутылку водки. Дождалась ночи и пошла к детскому садику рядом с его съемной квартирой. Бутылка иногда позвякивала в сумке, и я воровато озиралась вокруг. Но были лишь редкие прохожие, не обращавшие внимание, ни на что.
Перелезла через забор и поднялась на крышу. Сердце прыгало в груди, все ждала гневного окрика, но ничего обошлось. На том же месте расстелила покрывало. Выудила на свет бутылку, бутерброды. Вздохнула тяжело, с неодобрением. Но Олеся уехала к родителям на недельку. А в институте и на работе я, конечно, подружилась с женской частью коллективов, но таких близких отношений, чтобы прийти с бутылкой на ночь, глядя и поплакаться, не случилось.