Там возле окошка кто-то стоит. «Мужик, ну ты совсем не вовремя мороженного захотел…».
Я уже было свернул на тропинку, которая ведёт к заднему входу, но тут вспоминаю, что нужно подать сигнал мороженщице. Я надвигаю форменную кепку глубже на лоб и подхожу к окошку; выглядываю из-за спины покупателя и делаю короткий жест рукой, тот который видел уже много раз. Мужик только и успевает отдёрнуть руки, чтобы их не отсекло упавшей железной шторкой, словно гильотиной.
Пока всё идёт по плану. Остаётся сделать несколько шагов и дёрнуть за ручку двери. А дальше…дальше момент истины.
Пружина над головой издаёт противный звук.
«Что ж ты не с-смазал уключину м-маслом-м» – зачем то проносится в моей голове грубый бас Лебединского. В нос бьёт запах ванили вперемешку с приторно сладкими польскими духами. Передо мной коротконогая краснолицая женщина в колпаке и переднике. Она совсем небольшого роста, а представлялась мне какой-то огромной годзиллой.
– Здравствуйте! – говорю я, пытаясь вложить в голос как можно больше взрослости.
– Здрас-сте!
Женщина выбрасывает пухлую ручонку, указывая на стоящую в углу сумку.
Я делаю два шага, загребаю в ладонь полиэтиленовые петли, наматываю их вокруг запястья, поднимаю сумку, ощущая приятную тяжесть.
– До свидания!
Тётка не отвечает, а тут же поворачивается ко мне спиной и карабкается на высокий стул.
«И это всё? Так просто? Даже чаю не попьём?!».
Я вылетаю на крыльцо, и не успеваю сделать двух шагов, как меня едва не сбивает с ног рычащее чудовище. Молодец, Муха! Я пристраиваю сумку перед собой, сажусь на кожаную сидушку и с силой хватаю наездника за бока, словно пришпориваю лошадь.
На какое-то время мы пропадаем в рёве и голубом тумане, а потом Хонда идёт на взлёт. Меня едва не выбрасывает с сидения, и я, чтобы не остаться сидеть посреди дороги в обнимку с сумкой, вынужден крепко обнять Муху за талию.
Муха летит наперекор всем правилам движения (которых он и не знает). С Олимпийской мы сворачиваем на одностороннюю улицу Щорса и почти километр летим по встречной полосе, уворачиваясь от сигналящих и мигающих фарами машин. Ментовскую кепку сдуло с головы, где то на повороте и я чувствую, как мои волосы становятся дыбом, но не от воздушных потоков, а от сумасшедшей гонки. Я забыл, что ещё несколько секунд назад подвергался опасности, так как эта опасность гораздо реальней и страшнее. На крутом повороте с Щорса на Белинского, мы чуть не заваливаемся на бок, под колёса ЗИлка, который истошно сигналит. Муха продолжает нестись вперёд то и дело виляя, пролетая пулей между плотно стоящих машин, так что мои коленки то и дело чиркают по крыльям и дверцам.