– А может, ты сам? – рявкнула она. – Хочешь, отдамся тебе? А? Не пожертвуешь ли собой? А? Ведь у меня вроде бы глаза Лары?!
В два прыжка он оказался рядом, его руки змеями протянулись к ее шее и сжали, словно стальные клещи. Она поняла, что стоит ему захотеть, и он удушит ее как цыпленка.
Но он отпустил ее. Наклонился. Заглянул в глаза.
– Кто ты такая, – спросил необыкновенно спокойно, – что осмеливаешься бесчестить ее имя? Кто ты такая, что осмеливаешься осыпать меня оскорблениями? О, я знаю, я вижу, кто ты такая. Ты не дочь Лары. Ты дочь Крегеннана, бездумная, невежественная, самовлюбленная Dh'oine, прямо-таки типичный представитель расы, которая ничего не понимает, но стремится все разрушить и уничтожить, превратить в руины одним прикосновением, измарать и испоганить одной лишь мыслью! Твой предок украл у меня мою любовь, отнял ее у меня, самовлюбленно и невежественно отнял у меня Лару. Но тебе, достойной его дщери, я не позволю отнять у меня память о ней!
Он отвернулся. Цири поборола спазм.
– Аваллак'х... Взгляд.
– Прости меня. Я вела себя бездумно и низко. Подло. Прости меня, Аваллак'х. И если можешь – забудь. Он подошел к ней. Обнял.
– Я уже забыл, – тепло проговорил он. – Не будем к этому возвращаться.
Когда вечером она вошла в королевские покои, умытая и причесанная, Ауберон Муиркетах сидел за столом, склонившись над шахматной доской. Он молча приказал ей сесть напротив.
И выиграл за девять ходов.
Следующую партию она играла белыми, а он выиграл за одиннадцать ходов.
Только тогда он поднял глаза – светлые необыкновенные глаза.
– Разденься, пожалуйста.
В одном его нельзя было упрекнуть – он был деликатен и нисколько не торопился.
Когда – как и в прошлый раз – он поднялся с ложа и молча ушел, Цири приняла это безропотно. Но почти до рассвета не могла уснуть.
А когда окна посветлели от зари и она наконец уснула, ей приснился очень странный сон.
***
Высогота, склонившись, отряхивает от росы ловушку на ондатр. Шумят тронутые ветром камыши.
Я чувствую себя виновным. Ласточка. Это я подсказал тебе идею безумной эскапады. Показал путь к той проклятой Башне.
– Не упрекай себя. Старый Ворон. Если б не Башня, меня схватил бы Бонарт. Здесь я по крайней мере в безопасности.
Здесь ты не в безопасности.
Высогота выпрямляется.
За его спиной Цири видит холмы, голые и пологие, выступающие из трав, словно изогнутые хребты затаившихся в засаде чудовищ. На одном из холмов огромный валун. Рядом с валуном две фигуры. Женщина и девочка. Ветер рвет и развевает черные волосы женщины.
Горизонт полыхает молниями.