– Потому что у вас нетипичная и только вам присущая работа желез внутренней секреции, – оборвала Владычица Озера. – Ваши сны, говоря несколько упрощенно, не что иное, как выделения в организм эндорфина. Как и многие стихийные магические таланты, ваш дар прозаически органичен. Впрочем, к чему я говорю о том, что ты и сама прекрасно знаешь? Я слушаю тебя. Так какие же сны ты помнишь еще?
– Молодого парня, – нахмурила брови Кондвирамурса, – странствующего по голым полям с котомкой за плечами. Голые весенние поля. Вербы... У дороги и на межах. Вербы кривые, дуплистые, растопырившие ветви... Еще не зазеленевшие. Парень идет, осматривается. Наступает ночь. На небе загораются звезды. Одна из них движется. Это комета. Красная, рассыпающая искры, она наискосок пересекает небосклон.
– Браво, – улыбнулась Нимуэ. – Хоть я и понятия не имею, кого ты видела во сне, можно по крайней мере точно определить дату события. Красная комета была видна в течение шести дней весной в год заключения цинтрийского мира. Точнее, в первые дни марта. В остальных снах тоже появлялись какие-нибудь календарные события?
– Мои сны, – фыркнула Кондвирамурса, подсаливая яйцо, – не календарь огородника. В них нет табличек с датами. Но, чтобы быть точной, я видела сон о битве под Бренной, вероятно, насмотревшись на полотно Николая Цертозы в твоей галерее. А дата битвы под Бренной тоже известна. Та же самая, что и год кометы. Я ошибаюсь?
– Не ошибаешься. Что-нибудь особенное было в твоем сне о битве?
– Ничего. Кони, люди, оружие. Люди толкались и орали. Кто-то, вероятно, ненормальный, ревел: "Орлы! Орлы!"
– Что еще? Ты сказала, что снов был полный мешок.
– Не помню. – Кондвирамурса осеклась. Нимуэ улыбнулась.
– Ну, хорошо. – Адептка гордо вскинула голову, не давая Владычице Озера возможности позлословить. – Да, случается, что и я забываю. Идеальных людей не бывает. Повторяю: мои сны – видения, а не каталожные карточки.
– Знаю, – обрезала Нимуэ. – Я не проверяю твои сновидческие способности. Это не экзамен, а анализ легенды. Ее загадок и пробелов. Кстати, у нас получается вовсе не дурственно, в первых же снах ты распознала девушку с портрета, двойника Цири, которую Вильгефорц пытался выдать за наследницу цинтрийского престола.
Они замолчали, потому что в кухню вошел Король-Рыбак. Поклонившись и буркнув что-то, он взял с буфета хлеб, горшок-двойчатку и полотняный сверток. Вышел, не забыв поклониться и снова что-то пробурчать.
– Он сильно хромает, – сказала Нимуэ, по возможности равнодушно. – Он был тяжело ранен. Кабан распорол ему на охоте ногу. Поэтому он почти все время проводит в лодке. В гребле и рыболовстве рана ему не мешает, на лодке он забывает о своей беде. Это очень порядочный и добрый человек. А мне...