Ульяна Михайловна просыпается от удивительного ощущения: у неё в кои-то веки ничего не болит. Встаёт по привычке осторожно, неторопливо, внимательно прислушивается к ощущениям – спина в порядке, и колени в порядке. То ли дурацкие витамины с айхерба, присоветованные невесткой, действительно помогают, то ли как в том анекдоте – если у вас с утра ничего не болит, значит, вы умерли. Вот как, оказывается, – весело думает Ульяна Михайловна, – выглядит рай. В раю у меня двухкомнатная квартира и новые тапки, точно такие же, как купила вчера. Вот интересно, в раю всегда понедельник? Смешно совпало, что именно в понедельник у меня выходной!
Ульяна Михайловна накидывает поверх пижамы старое шерстяное пальто, переведённое в ранг домашней одежды, выходит на балкон и долго-долго стоит там, глядя по сторонам, словно не всю жизнь в этом дворе прожила, а только вчера приехала. Ну или правда поверила, будто попала в рай. Такой, Сведенборговский рай, простой и понятный – всё осталось, как было, только ничего не болит. И двор, засаженный туями, вдруг стал похож на маленький парк. И явно теплее на пару градусов, чем обещали синоптики. И небо чуть-чуть голубее, чем положено в январе.
Выпив чаю, Ульяна Михайловна достаёт телефон и набирает номер Юргиты, невестки. Говорит: «Извини, дорогая, я вчера отказалась забирать Нийоле на лето, а сегодня подумала: ну я и дура! Вдвоём же в сто раз веселее. Так что поезжайте спокойно в свою Аргентину. Отлично мы с ней будем жить».
* * *
Андрюс спит; он лёг почти в половине шестого утра, это даже для него слишком поздно, зато работу закончил и отослал. Андрюсу снится, что из квартиры на втором этаже, где на самом деле – он даже во сне это помнит – живёт такая строгая тётка, похожая на директора школы, поздоровается при встрече, а кажется, что сейчас начнёт тебя распекать; так вот, Андрюсу снится, что из квартиры на втором этаже вылетел ангел, покружил над двором, хлопнул себя по лбу: «Ай я балда, опять перепутал, здесь же нельзя летать в таком виде!» – быстренько превратился в галку и полетел по своим непостижимым ангельским делам.
– Та-а-а-ак, – говорит Тася, и глаза у неё становятся большие, круглые и немножко безумные, как у кошки, которая изготовилась прыгнуть за птицей. – Такая приличная дама, а ночью одна гуляет. Это отлично она придумала. Вот молодец какая, что этой дорогой пошла!
К нам приближается женщина. Я не знаю, как правильно её описать, я пока не умею понятно людей описывать даже для самого себя; Лех говорит, потому что смотрю не на то, но я как раз смотрю на всё сразу, никак не пойму, что важней (и как один признак может быть важнее другого, этого я тоже не пойму никогда). Скажем, если одна тень женщины, та, что сейчас поярче, так вытянулась, что легла на стену стоящего в отдалении храма, а вторая, более тусклая тень такая короткая, что первая могла бы её нести под мышкой, как мяч; так вот, если такие тени у женщины, она считается высокой и молодой? И при этом не особо красивой, но модно одетой? Или наоборот? Я раньше постоянно всех спрашивал, но потом перестал, они только смеются, повторяют за Лехом: не на то ты смотришь, при чём тут тени? Тени постоянно изменяются, появляются, исчезают, это зависит не от самого человека, а от расположения уличных фонарей!