Как же красиво здесь всё устроено! – думала Ася. – Сложно, абсурдно, почти мучительно, но красиво. Я же специально за этой красотой сюда и пришла. Понять её или хотя бы просто запомнить. Чтобы она во мне отразилась, как здешнее время в реках, как вечность в морях. Чтобы навсегда во мне отпечаталась и необратимо изменила меня.
Знать всё это было сейчас так же естественно, как дышать. И одновременно слишком сложно для человеческого существа, Ася и сама это понимала. И заранее сокрушалась, что ясность скоро пройдёт. Даже если что-то останется в памяти, это будет просто смутное воспоминание о том, как на неё, дуру чокнутую, одуревшую от безделья и одиночества, однажды во время прогулки что-то нашло.
– Не хочу превращаться обратно, – наконец сказала она. – В эту слепую тварь без памяти и без сердца – ни за что не хочу! Но, насколько я понимаю, это вполне неизбежно. Ты же не будешь вечно со мной здесь стоять.
– Вечно не буду, – согласился тот, чья рука её воскресила. – Однако какое-то время ещё постою. Но вообще превращаться обратно не обязательно. Ты можешь, конечно. Но не должна.
– У меня, – неохотно призналась Ася, – такое ощущение, что я не имею на это права. Я себя, живую и настоящую, предала.
– Предала, – легко согласился тот. – Когда сдуру пообещала отдать свою душу за какого-то красивого мужика. Такие обещания, данные неизвестно кому и чему, высказанные вслух, со всей дурью отчаяния, с пылом и без сомнений, иногда, к сожалению, имеют силу настоящего договора. Поэтому – да, можно сказать, предала. Точней, продала; будем честны, недорого. И заодно угробила мужика. Не очень-то весело, когда твою судьбу насильно сломали, а ты живёшь, ничего не знаешь, вообще об этом не думаешь, только чувствуешь, что всё пошло как-то не так. Но с другой стороны, какой с тебя спрос. Ты же себя не помнила. Не ведала, что творила. Ничего не знала – о себе и вообще ни о чём. Спросили бы у тебя тогда, что ты имеешь в виду, когда говоришь: «душа», – промычала бы что-то невнятное. Скажешь, нет?
– Скажу «да», – невольно улыбнулась Ася. – Я вообще ни во что такое не верила. Просто фраза красивая, в книжках так пишут, и в кино произносят: «душу отдам».
– То-то и оно. Считай, в бреду дала обязательства. Ни один суд не признал бы такой договор действительным. А что тут практически все живут как в бреду и не ведают, что творят, ничего не меняет. Массовость помешательства не делает его допустимой нормой… Ну как, хороший из меня адвокат?
Он опустил на её плечо вторую руку. Обнял и прижался к её спине – не столько телом, сколько всем миром, далёким, нездешним, до такой степени невозможным, что вспомнить о нём – почти равно умереть. Ася даже успела решить – той своей малой частью, которая пыталась думать и объяснять – что незнакомец и есть ангел смерти. Надо же, – удивилась она, – какой мне достался добрый и ласковый! Это, что ли, для равновесия, потому что жила так паршиво? Или на самом деле здесь вообще всем умирать хорошо?