Чмок!
Оборотень ещё радостно скалится, когда мои губы касаются шерсти, окружающей глазную впадину. Лохматая голова резко отдергивается, едва не вырывает зажатую в зубах иглу. Из пустеющей глазницы льется бело-красная жижа, сопровождаемая жутким ревом боли. Уши тут же закладывает толстой ватой, не пропускающей ни звука.
Кольцо лап слегка разжимается, и прохладный воздух струей окатывает раскаленные легкие. Сквозь мутную пленку вижу, как зубастая пасть стремительно приближается к моему горлу.
Помирать так с музыкой!
Я бью иглой в оставшийся глаз, подаю голову навстречу острым зубам, словно укротитель, засовывающий голову в пасть льву.
Клыки касаются моей кожи, но тут же отдергиваются прочь, когда игла пронзает второй красный глаз. Щетинистый нос шлепает по подбородку так, что у меня хрустит в шее. Лапищи взлетают к осиротевшим глазницам, я же, как сброшенный с телеги мешок картошки, падаю в примятую траву.
В полете я успеваю пронзить черное сердце оборотня – словно дятел пробил крепкую кору.
Воздух!
Вдох!
Сквозь сжатые зубы свежий ветер проникает вместе с какими-то крошками. Сверху валится обнаженный человек, придавливает центнером веса к мягкой траве. Я еле дышу. Болит все, что могло болеть, начиная от корней волос и заканчивая ногтями на ногах.
Крошки оказываются кусочками крепко сжатых зубов – от напряжения чересчур сильно стиснул челюсти.
Дело ещё не закончено – отдыхать рано, нужно завершить дело и нанести каждому перевертню по последнему удару.
Я спихиваю тяжелое тело неудавшегося насильника. Тот перекатывается на спину, выставляет вверх торчащую из груди шляпку иглы. От медного штырька по розовой коже растекаются струйки алой крови, капают на примятую осоку. Сквозь судороги маячит легкое дыхание, оборотень ещё живет, и вскоре может восстановиться, если не принять срочных мер.
Преодолевая немощь и охватившее бессилие, какое появляется при очень высокой температуре, я смог подняться на колени. Голова кажется опустошенной дождевой бочкой, непослушные пальцы скользят по окровавленной шляпке, срываются и захватывают вновь.
Медленно выходит блестящий стержень, тотчас цвиркает небольшой фонтанчик, в такт ещё бьющемуся сердцу. Игла выскользывает из непослушных рук, окрашенная осока жадно принимает в моё небольшое оружие.
Ещё три вдоха и выдоха…
Через «не могу», через «не хочу» я тянусь за иглой и слышу, как рядом хрустит ветка. Ещё одного оборотня я не вынесу.
Сквозь мутную пелену я вижу стоящую Юлю.
Понимаю, как я выгляжу в любимых глазах, весь оборванный и окровавленный на коленях перед ослепленным противником, и ещё один валяется поодаль…