– Саша! Саня!– чеченца отбросили в сторону. Наконец-то его выбитые мозги перестали мне стекать на лицо.– Саня!
Кобелев тряс меня так, словно хотел вытрясти остатки здоровья. Я вяло отмахнулся, очумело водя одними глазами по сторонам. Руки тряслись, отказываясь повиноваться. Только сейчас, когда незнакомые ребята из группы Ивана посадили кое-как меня на пятую точку, сердце с трудом, медленно и натужно стукнуло первый раз, потом робко второй, третий, а после забарабанило, словно сумасшедшее, выбрасывая накопившийся адреналин.
– Ты меня слышишь? Саня? Живой? Вишневский?– Кобелев особенно не церемонился, отпустив мне оглушительную оплеуху. Голова потерянно мотнулась из стороны в сторону, отозвавшись чугунной болью и звоном.
– Живой он…Живой, командир! Контузия сильная! Да руки посекло слегка…– друга и товарища
Я ошалело взглянул на свои ладони. Мелкие порезы и ссадины можно было не считать. Заживет до свадьбы…
– Вы меня слышите, товарищ капитан?– крепкий парень из группы Кобелева склонился надо мной, отодвинув Ивана в сторону, задрал мне веко, посветив фонариком в зрачок.– Живой!– вынес вердикт он.– В рубашке родился…Вы меня слышите? Капитан?
Его голос я слышал, будто сквозь вату…Но слышал! Живой…Это осознание пришло ко мне неожиданно вместе с по-детски звонким голосом спецназовца. Живой…Не будет никакого тоннеля, взрыва и темноты…Я живой! Живой, а враг мертв! Мне опять повезло! Повезло, как тогда в Осетии. Живой…
– Живой я,– мой охрипший голос слышался, как будто со стороны,– звони Белянкину, пусть отправляет литерный…
Силы все же меня оставили. Контузия дала о себе знать. Мир снова покачнулся и исчез за пеленой черного цвета, вспыхнувшей перед глазами.
– Позвоните…– прошептал я, потеряв сознание окончательно.
станция Чуйка
Я очнулся на чем-то жутко неудобном. Пружина старого матраца впивалась мне куда-то в бок, доставляя жуткую боль, от которой я, собственно, и проснулся. Голова была, словно залита до самого верха свинцом, а посеченные руки мелко зудели, затягиваясь.
Медленно открыл глаза и осмотрелся по сторонам, чтобы определить свое местонахождение. Такое ощущение, что я был с жуткого похмелья, случавшегося со мной почти так же редко, как в июне месяце выпадал в Чуйке снег.
Палата был рассчитана на несколько коек, но находился я в ней один. Следов пребывания остальных пациентов заметно не было. Пустые тумбочки настежь открыты, шесть кроватей, расставленных по периметру аккуратно заправлены. Видимо, расстаралось родное ведомство, уделив внимание невезучему коменданту Чуйки и договорившись с местными докторами. На ВИП я, конечно же, не заработал своим дурацким поступком, но вот для одиночной палаты вполне себе сойдет.