Каждый из фолловеров мог смотреть глазами звездного дайвера, слышать его ушами, ощущать потоки ветра, его гладким, блестящим телом, перья которого так чувствительны к упругости неба. Быть в шкуре Джайриса, делить с ним величие момента, сражаться с ураганом вместе с маленьким дайвером. А самые преданные фанаты (которых тоже очень много), могли соединяться даже с мыслями Джайриса, растворяться в его душе. Премиум-подписчики дайвера, люди из внутреннего круга, чувствовали его восхищение этой планетой и красотой лабиринтовых облаков, ощущали восторг, когда он мастерски лавировал, прыгая между потоками ветра и уворачиваясь от молний. Отважный летун не был один, когда стая молниекрылых птиц внезапно стала преследовать его. Был не один, когда минуту спустя птицы настигли Джайриса; был не один, когда разряды срывались с крыльев витыми светящимися жгутами и били в беззащитное кувыркающееся тело. Джайрис хотел быть полностью открыт миру, бросать вызов риску и тестировать пределы возможного. За это им и восхищались, потому он и был так популярен. Он делал это снова и снова, пока однажды мир не ударил его в подставленную открытую грудь.
Грозовые птицы всегда улетали прочь от незнакомых существ и объектов, так работал их стайный инстинкт. Они охотились и жили внутри облаков, а не снаружи; а на открытое небо вылетали, когда буря разрушала их облачный комплекс, и им требовалось отыскать другой. В таких случаях они целеустремленно мчались лишь ветру ведомо куда, и никогда не отвлекались на сторонних наблюдателей. Но в тот раз отвлеклись, потому что крылатая фигура Джайриса слишком походила на одного из них, птицу из чужого гнезда.
Спасательный флаер сопровождения летел совсем недалеко, при странной и неожиданной реакции грозовых птиц он ринулся наперехват дайверу и опоздал всего на двенадцать секунд. Взятое силовым захватом тело было безнадежно искалечено ударами молний, сожжено и мертво. А шестьдесят миллиардов существ по всей галактике реагировали по-разному: кто-то бился в истерике, кто-то замер в шоке, кто-то размеренно жевал чакву, одни рыдали, а другие радостно смеялись или танцевали в экстазе. У разных видов разные культурные коды.
— Я не смог заставить себя пережить это снова, — признался Советник. И Фокс понимал его: слишком неожиданно, слишком несправедливо, слишком сокрушительно, слишком тяжело.
— Были и другие случаи, — сказал детектив. — Конечно, не такие серьёзные, но их отличие кое в чём ином. Я пережил пару-тройку воспоминаний участников неудачных грозовых охот, и мне показалось, что они были подредактированы. Хотя точно сказать не могу: отличить полностью натуральную память от слегка дополненной крайне сложно. С этим не справится большинство экспертиз, поэтому ментальные записи давно перестали приниматься как доказательства в суде. Но на общественность они производят гарантированное впечатление, ведь миллион потенциальных туристов «пережили ужасы грозовой охоты на собственной шкуре». И показали друзьям.