Кейн, как ни в чем не бывало, продолжил переносить рюкзаки от двери к диванам.
– Что это за место? – спросила я.
– Гостиница Умбертус в Бадгастайн, – ответил он.
Я ни слова не поняла, но кивнула.
– Ты живешь здесь один?
– Всего здесь проживает пятнадцать человек, включая меня, – отвечал он, таская сумки туда-сюда.
Он даже не обращал на меня внимания, и я поняла, что моя супертруба не нужна, я опустила ее.
– Вы… все ученые? – спросила я, разглядывая его оборудование в сумках.
Какие-то прозрачные боксы с пробирками, длинные телескопы, военные ноутбуки. Большинство из его переносного оборудования я впервые видела.
– Что-то вроде того, – ответил он.
А потом закинул на плечо один из рюкзаков, взял ноутбуки и зашагал прочь.
Вот так, не попрощавшись, не пригласив на чашечку английского эрлгрей, а просто ретируясь, словно я мимолетный незнакомец, попавшийся ему на дороге в утренний час-пик и донимающий раздражающими глупыми вопросами, вроде «А который час?».
Он исчез за углом, хлопнула металлическая дверь. А я продолжала стоять в полной растерянности от такого странного приема гостей. Но у меня было слишком мало входных данных, чтобы построить хоть какие-нибудь вразумительные выводы о том, что происходит. Поэтому я натянула на себя невидимую капитанскую шляпу мореплавателя-первооткрывателя и поспешила за этим странным Кейном.
Дверь, за которой он исчез, оказалась аналогом аварийного выхода в противоположном конце холла, откуда вышла я. Услышав очередной хлопок двери где-то сверху, я побежала через одну ступень на второй этаж и снова оказалась в коридоре с кучей дьявольских дверей.
Однако, сразу стало ясно, что этот этаж отличался от верхнего. Мой был жилой. Этот – рабочий. Видимо, раньше здесь располагались конференц-залы, которые Кейн переделал в собственные лаборатории. Я зашла в ту, где слышалась возня.
Это – биохимическая лаборатория. Хоть я особо не разбиралась в них, но четыре года общей научной подготовки позволили мне узнать инкубаторы для культивирования клеток и проведения химических реакций, центрифугу для разделения жидкостей, холодильники и морозильники для хранения крови, шейкеры для перемешивания жидкостей в колбах, термостатные камеры для исследований, а еще целая куча рокеров, дробильных мельниц, температурных плиток, колбонагревателей, весов, анализаторов разного рода. И это только то, что я сумела распознать. Вся эта исследовательская красота располагалась вдоль стен, на которых висели дисплеи и доски с разными формулами, значениями, таблицами и молекулярными схемами. Я почувствовала где-то глубоко внутри просыпающегося ученого, которого искренне заинтересовали надписи на досках. Хоть я и стала солдатом, другая половина Тессы всегда тяготела к таинственным закорючкам, в которых скрывалась формула жизни.