– Видите, кази, какой страшный заговор нам с вами удалось раскрыть, – приблизился к Шарифбеку ходжа.
– А? Да, да.
– Скажите, а как мне поступить с деньгами?
– Деньгами? – повел глазами Шарифбек. – Оставь себе. Ты их заработал. Впрочем, нет, дай мне, – опомнился он, выхватил из пальцев Насреддина кошель и взвесил на ладони. – Н-н, ц, ц, – пощелкал он языком. – Смердящая собака, за гроши продался зарвавшемуся мерзавцу Мустафе. Давно надо было покончить с ним и его шайкой.
– Мудрая мысль, о справедливейший и добрейший из всех кази, – поклонился Насреддин.
– Ты так считаешь?
– С мудростью трудно поспорить.
– Ну, ладно, иди, – судья самодовольно выставил бороду вперед и выдвинул нижнюю челюсть.
– Но я хочу предостеречь вас от опрометчивого поступка, кази.
– Что такое? – мгновенно насторожился Шарифбек.
– Ни о чем не беседуйте с Зарифом. Он хитрая бестия и обязательно попытается обвести вас вокруг пальца, а у вас такое доброе сердце.
– У меня? – кази уперся взглядом в лицо ходжи.
– Конечно!
– Да. Доброе, очень доброе… но ты зря беспокоишься: мне не о чем говорить с предателем.
– Простите мое любопытство, но как вы собираетесь поступить с ним?
– На днях его отправят в каменоломни, и там-то он уж точно присмиреет. Все, иди с миром! – повел рукой Шарифбек.
Насреддин отвесил еще один поклон и заторопился покинуть дом кази. Шарифбек же еще долгое время размышлял над случившимся.
Зариф всегда был труслив и завистлив. И еще невероятно жаден. И еще у него имелась одна крайне неприятная черта: он все и везде вынюхивал, всюду совал свой нос, а это опасно, очень опасно. Зариф был посвящен во многие дела судьи – так уж вышло. Но кто мог знать, чем может обернуться дело. Нет, лучше всего избавиться от Зарифа раз и навсегда, пока под ним, под кази, не заколебалась почва, и он не рухнул подобно подрубленному топором лесоруба дереву…
Ходжа тем временем обошел дом кази и вошел на тюремный двор, где у высокого забора, обняв копье, дремал стражник. Заслышав шаги, он очнулся и заморгал гноящимися глазами, но то был лишь Насреддин, которого стражник теперь считал другом кази, и потому ему даже не пришло в голову спросить, что он тут делает.
Насреддин, убедившись в равнодушии охранника к его персоне, быстро прошел к забранному тяжелой железной решеткой колодцу и нагнулся над ним.
– Эй, Зариф! – позвал он.
– Ходжа? – встрепенулся тот, отлипая от выложенной камнем стены и входя в круг света. – Это ты?
– Я, я. Ну, как ты себя чувствуешь?
– Ты ведь знаешь, ходжа, я не виновен, – проигнорировал вопрос Зариф.
– Знаю, конечно.