Хендрик и Луиза подняли ее с вонючей постели и положили на чистый тюфяк на полу. К вечеру боль стала такой сильной и непрерывной, что Хендрик уже просто не в силах был выносить крики жены. Его синие глаза налились кровью.
— Принеси мою бритву! — приказал он Луизе.
Она побежала к раковине умывальника в углу спальни и принесла бритву с прекрасной рукояткой из перламутра. Луизе всегда нравилось смотреть, как ее отец по утрам бреет щеки, потом вытирает мыльную пену с прямого блестящего лезвия.
— Что ты хочешь сделать, папа? — спросила она, видя, как он правит бритву на кожаном ремне.
— Мы должны выпустить яд. Он убивает твою мать. Держи ее покрепче!
Луиза осторожно взяла мать за руки:
— Все будет хорошо, мама. Папа тебе поможет.
Хендрик снял черный сюртук и, оставшись в одной белой рубашке, вернулся к кровати. Он сел на ноги жены, чтобы удержать их. Пот заливал его щеки, рука отчаянно дрожала, когда он прижал бритву к багровой припухлости в ее паху.
— Прости меня, милостивый Господь! — прошептал он и взрезал карбункул.
В первое мгновение ничего не происходило, а потом из глубокой раны хлынули черная кровь и желтый гной. Они забрызгали впереди рубашку Хендрика и даже попали на низкий потолок спальни над его головой.
Спина Анны выгнулась дугой, и Луиза отлетела к стене. Хендрик отскочил в угол, ошеломленный силой судорог жены. Анна извивалась, вертелась и кричала, ее лицо превратилось в ужасную маску. Луиза в страхе зажала рот ладонями, чтобы не закричать самой; она видела, как из раны мощными ритмичными фонтанами вырывалась кровь, теперь уже красная. Но постепенно кровотечение ослабело, агония Анны затихла. Она уже не кричала, а просто замерла, смертельно побледнев, в расползавшейся луже крови.
Луиза осторожно подошла к ней и коснулась ее руки:
— Мама, теперь все в порядке. Папа выпустил яд. Ты скоро поправишься.
Потом она посмотрела через комнату на отца. Она никогда не видела его таким: он плакал, его губы обвисли, на подбородок стекала слюна.
— Не плачь, папа, — прошептала Луиза. — Она скоро очнется.
Но Анна так и не очнулась.
Отец Луизы взял в сарае лопату и ушел в конец фруктового сада. Он начал копать яму в мягкой земле под большой яблоней. Только к середине дня могила стала достаточно глубокой. Он вернулся в дом, и его глаза были пустыми, как небо над головой. Он был измучен, руки у него дрожали. Луиза помогла ему завернуть Анну в пропитанную кровью простыню и пошла рядом с отцом, когда он понес свою жену через сад. Положив завернутое тело возле могилы, он спрыгнул вниз. Потом потянулся к Анне и опустил ее в яму. Уложив жену на влажную землю, пахнувшую грибами, он выбрался обратно и взялся за лопату.