У него уже горели от напряжения глаза, перед взором все расплывалось, но он продолжал всматриваться через подзорную трубу.
Казалось, прошла целая вечность, пока волна наконец унеслась прочь. А потом вдруг корабль снова появился, но выглядел он уже как совершенно другое судно — так резко изменился его силуэт.
— Мачты! Он потерял мачты! — простонал Джим.
Глаза у него слезились, ветер резко бил по лицу, но он не мог оторваться от трубы.
— Грот-мачта и фок! Он потерял обе!
Только бизань-мачта торчала над взлетавшим на волнах корпусом корабля, а путаница парусов и сломанных мачт повисла через борт, еще сильнее замедляя движение. Ветер нес «Чайку» обратно в залив, мимо скал острова Роббен, но прямо к тому месту, где бешено громыхал прибой, над которым стоял Джим.
Джим быстро прикинул расстояние, углы и скорость.
— Корабль окажется на берегу меньше чем через час, — прошептал он себе под нос. — Да поможет Господь тем, кто на борту, когда его выбросит на сушу…
Опустив подзорную трубу, Джим тыльной стороной ладони отер со щек выбитые ветром слезы:
— И пожалуйста, Господи, в первую очередь помоги Луизе…
Он попытался представить себе условия на орудийной палубе «Чайки» в этот момент, но у него не хватило воображения.
Луиза не спала всю эту ночь. Час за часом, пока «Чайка» болталась на волнах, дергаясь на якорной цепи, а шторм все громче гудел в снастях, она сидела под пушкой, согнувшись, и работала напильником. Она накрыла цепь парусиновым мешком, чтобы заглушить скрежет металла о металл. Ручка напильника уже натерла водяной пузырь на ее ладони. Когда пузырь лопнул, Луизе пришлось использовать мешок, чтобы прикрыть воспаленное место.
Когда сквозь щель в крышке бойницы просочились первые признаки рассвета, а Луизе осталось перепилить лишь тонкую полоску металла, она вскинула голову, услышав знакомый шум кабестана, поднимавшего якорь, топот босых ног матросов на палубе сверху… А потом до нее слабо донеслись приказы офицеров на главной палубе…
— Мы отплываем!
Эти два слова пронеслись по орудийной палубе, и женщины принялись проклинать свое невезение, выкрикивать оскорбления капитану и его команде наверху или что попало — по настроению. Передышка кончилась. И все муки плавания на этом адском корабле начинались снова. Женщины чувствовали, как изменилось движение корпуса, когда якорь оторвался от илистого дна и корабль ожил, начав борьбу с буйными стихиями.
Темный горький гнев нахлынул на Луизу. Спасение ведь казалось уже таким близким… Она подползла к щели в крышке бойницы. Сквозь слабый свет и плотную пелену пенных брызг и дождя она смогла различить лишь смутные признаки далекой суши.