— Не высовывайся! — заорал Воробей, прежде чем выбежать из каюты и захлопнуть створки дверей.
На миг сделалось потусторонне тихо — и тут же ужасная мешанина звуков грянула с новой силой, хотя стены каюты заглушали часть шума. Но в помещении стоны ветра, рёв волн, крики и жалобный скрип дерева звучали ещё тревожнее. Я выдохнула и раскинула руки, безвольно развалившись на полу. Из горла вырвался кашель — лёгкие пытались избавиться от морской соли, которой наглоталась сполна. Я перевалилась на живот, отхаркивая воду. Грудную клетку словно разрывало, каждый вдох откликался болезненным жжением.
Не было ни сил, ни желания, ни возможности о чём-то думать. Сознание, затуманенное смертельным ужасом, грозило оставить меня. Я долго бессмысленного лежала на полу капитанской каюты, наблюдая за тем, как потолок сквозь окно озаряется бледными вспышками молний. Успокоиться не удавалось ещё очень много времени — сердце всё ещё бешено колотилось, а дыхание срывалось на хриплый кашель. Промокшая до нитки, измученная, испытавшая смертельный ужас, я собрала остатки сил, приподнялась и на четвереньках поползла к койке. Вскарабкавшись на капитанскую кровать, скинула мокрые кроссовки и закуталась в одеяло. Вместо того, чтобы согреть, оно тут же промокло, но я только сильнее зарылась в него.
Каждый раскат грома заставлял испуганно вздрагивать и вжимать голову в плечи. Всё тело трясло, как в лихорадке, а расширенные глаза бессмысленно таращились в темноту.
Ревущий ветер разбивал жёсткие струи дождя об окно. По стеклу, как ручьи, струились бесконечные потоки воды. Стены каюты угрожающе скрипели, пол кренился так, словно кто-то целенаправленно его раскачивал, дабы понаблюдать, как я буду балансировать на капитанской койке в попытках не шмякнуться на пол. Какофония шума стихии оглушала, ещё чуть-чуть и лопнули бы барабанные перепонки. Изредка снаружи доносились отзвуки голосов, кричащие, взволнованные. Стихия ополчилась против «Жемчужины» и ее экипажа. Отсветы молний озаряли каюту вспышками мертвенного света. Оставалось лишь уповать на небо, молиться, чтобы погода не отправила корабль на дно.
Прошло около часа, когда истерика сдала позиции, уступая место оцепенению. Интуиция робко подсказывала, что всё не может так быстро закончиться. Непонятная мне самой уверенность твердила, что я не могу почить в самом начале приключения. Как в книге: главный герой не может умереть в первых главах. А главный ли я? Может, я лишь дополнение, второстепенный персонаж, ни в чем не играющий роли?
Радужное представление об этом мире таяло под действием жестокой реальности. Если бы Джек не подоспел вовремя, мой труп уже лежал бы на дне морском. Кто бы мог подумать, что в первую же ночь моего пребывания в этом мире костлявая смерть занесёт надо мной острую косу…?