Не удивительно, что Кэрд видит у Иисуса намерение восстановить Израиль, а Борнкам — нет, поскольку первый подчеркивает такие факты, как крещение Иисуса Иоанном и призвание двенадцати, а второй следует большинству исследователей, уделяющих основное внимание учению Иисуса. Широкая картина, включающая основные факты, связанные с деятельностью Иисуса и ее последствиями, свидетельствует о нем как о пророке восстановления всего Израиля; но материал речений не так легко уложить в эту схему*1. Как мы уже видели при обсуждении вопроса о покаянии, приписываемое Иисусу учение явно индивидуалистическое*2. Если сделать из него правильную выборку, можно сказать вместе с Бричем, что нет причин думать, будто Иисус разделял какие-либо из религиозных идей своих современников 83. Борнкам делает более широкую выборку, но не видит ничего, что могло бы его убедить в наличии у Иисуса желания национального возрождения.
Действительно, именно тогда, когда мы обратились к материалу речений, портрет Иисуса как человека, желающего возрождения Израиля, начал расплываться: очевидно, он не призывал к национальному покаянию — по крайней мере, это не было его основной темой. Мы должны усомниться в аутентичности большинства отрывков, в которых он предстает в таком свете, — либо потому, что они подгоняют его весть к вести Иоанна Крестителя (например, Мк. 1:15 пар.), либо потому, что осуждение Израиля и одобрение язычников заставляют подозревать вмешательство более поздней церкви (Мф. 11:21—24; 12:41 сл.). Мы видели также, что речения о суде (за исключением Мф. 19:28) не ограничены национальными рамками.
Эта аргументация отчасти напоминает аргументацию Баммеля, который продвинул ее намного дальше. Основываясь на анализе источников материала речений, он высказал предположение, что следует подвергнуть сомнению эсхатологическую направленность вести Иисуса. Он утверждает, что тема близости царства была внесена из проповеди Иоанна Крестителя 81. Проделанный Баммелем анализ речений о царстве заслуживает внимательного рассмотрения, но факты удерживают нас от принятия этих далеко идущих выводов.
Подобным же образом я бы ответил и на аргументы Ч. Э. Б. Кранфилда об эсхатологии в Новом Завете. Он полагает, что отрывки, указывающие на близость конца, не означают «через несколько лет или десятилетий»; их надо понимать в более общем смысле, что жизнь, смерть и воскресение Иисуса знаменуют начало последних времен, которые могут тянуться еще долго 85. Здесь я хотел бы прежде всего не согласиться с интерпретацией основных отрывков из Павловых посланий, которые, по-видимому, означают «при нашей жизни» (например, I Фесс. 4:16 сл.). В контексте же того, о чем говорилось выше, я вынужден настаивать, что факты о Иисусе, его предшественнике и христианском движении показывают, что сам он ожидал наступления царства в ближайшем будущем. В гл. 8 я покажу, что Иисус и его ученики ожидали даже того» что в этом царстве они будут играть какую «то роль» очевидно, в самом ближайшем будущем.