Сад Саннисайда казался меньше, чем зимой. Деревья покрылись зеленой листвой, а небо синей рекой текло от дома к живым изгородям. Были слышны грохот телег и стук копыт лошадей, тянувших трамвай по Банбери-роуд.
Я долго стояла под ясенем. Домой я приехала несколько недель назад, но лишь сейчас поняла, чего мне не хватало. Оксфорд согрел меня, как одеяло, и мне впервые за несколько месяцев дышалось легко.
С той минуты, как я приехала домой, мне больше всего хотелось попасть в Скрипторий, но, как только я приближалась к нему, в животе поднималась волна тошноты. Мне там не место. Я там мешала. Вот почему меня отправили так далеко, хотя Дитте и пыталась соблазнить приключениями и новыми возможностями. Я врала папе, что стала слишком взрослой для Скриптория, хотя мне было трудно притворяться.
Сегодня, за неделю до моего возвращения в Колдшилс, Скрипторий пустовал. Мистер Крейн уже давно не работал. Его уволили из-за многочисленных ошибок. Папа едва выдержал мой взгляд, когда рассказывал об этом. Он и доктор Мюррей отправились в Издательство, а другие сотрудники обедали на берегу реки. Неужели Скрипторий закрыт? Его никогда не запирали, но все могло измениться. В Колдшилсе закрывали все, чтобы мы не могли попасть внутрь. Я толкнула дверь Скриптория и услышала знакомый скрип петель.
Стоя на пороге, я заглянула внутрь. Сортировочный стол был завален книгами, листочками и гранками. Папин пиджак висел на спинке стула, а квадратная академическая шапочка доктора Мюррея лежала на полке за его письменным столом. Ячейки казались забитыми до отказа, но я знала, что в них все равно найдется место для новых листочков. Скрипторий не изменился, но чувство тошноты не уходило. Это я изменилась.
Я уже развернулась, чтобы уйти, но тут же заметила у двери стопку нераспечатанных писем. Почерк Дитте. Большой конверт, какой она обычно использует для деловой переписки. Не думая ни о чем, я схватила его и убежала.