7 часов спустя.
Когда мы ехали домой, то мне казалось всё вокруг переворачивалось, кружилось и тряслось. Я помнила то, как мы отвезли Наталью и Макса домой. Он был чем-то недоволен и что-то бормотал, смотря на девушку и разводил руками. Ольгу отдали в руки, в прямом смысле этой фразы её парню Саше, который был мягко говоря, в шоке, а после мы остались с Алексом наедине.
— Ты нормально себя чувствуешь? — Не отрываясь от дороги спросил парень.
— Закрой окна, мне жарко! — Промямлила.
— Что?
— Закрой окна, мне холодно, чо не понятного.
Я увидела его ухмылку, а сама отвернулась к окну.
Через двадцать минут, по крайней мере мне так показалась, я сказала:
— Почему все окна закрыты, ты хочешь чтобы я запарилась?
Глубоко вздохнув, он нажал на кнопку и два окна полностью открылись.
Еще через двадцать минут, я резко повернулась на Алекса и пробурчала:
— Ты что, хочешь, чтобы я заболела?
Открыв окна, он сбавил скорость, так как перед нами стоял пост ГАИшников.
Мужчина в форме и с жезлом в руке подошел к нам и поздоровался. Сморщившись. он попросил Алекса взять документы и отправиться с ним. Я обеспокоенно приподняла брови и взяла его за руку.
— Всё в порядке, всего лишь проверка. — Ответил парень и вышел из машины.
По возвращению я резко оторвалась от спинке сидения и спросила:
— Тебя что, отштрафовали из-за меня?
Он громко засмеялся, заводя машину и убирая документы в бардачок.
— Нет, Кара, меня никто не «отштрафовывал», к счастью.
Все остальное я помнила смутно, лишь обрывками.
На утро я проснулась в кровати. Поморщившись, я посмотрела на вторую часть кровати и выпучила глаза. На меня смотрела немецкая овчарка, а именно немецкая овчарка по имени Спайк.
Я в кровати у Алекса.
Твою…
Посмотрев под одеяло, я ужаснулась. Я была в белой футболке на несколько размеров больше моего.
О Господи.
Боже.
Иисусе.
— Добро утро! — Сказал парень, выйдя из ванной с голым торсом и в джинсах. Он вытирал мокрые волосы, что торчали в разные стороны, и улыбнулся, глядя на меня.
— Что было? — Я не скрывала страха на лице и парень сел на край кровати с моей стороны.
— Много чего! — Словно вспоминая, ответил Громов, продолжая сушить голову белым полотенцем.
— Расскажи всё в подробностях, прошу.
— Ну, ладно. — Он еще раз ухмыльнулся и опустил руки. — Мы отдыхали в домике, потом тебе, Ольге и Наталье захотелось в клуб. Вы напились, очень напились.
— Что делала конкретно я?
— Ты правда хочешь знать об этом?
— Да!
— Ты танцевала на барной стойке, пила из горла шампанское, угрожала диджею и тогда он включил Макса Коржа «Эндорфин», ты пела эту песню, крича во все горло, и тогда я понял, что у тебя нет голоса и слуха — Я сморщила губы, и опустила брови, показывая, сто обиделась, — всё бы ничего, но когда песня начала играть в восьмой раз, все начали возмущаться и её выключили. Потом, — он задумался и продолжил, — барменша начала возмущаться из-за того что ты танцуешь на стойке и ты кинулась на неё драться, но я смог тебя остановить. — Обзывая себя матными словами, Громов продолжил.