разладу представителей интеллигенции, вынужденных жить в таком мире, где не осталось ничего реального, во что еще можно было верить.
Способность партии превращать отрицание в утверждение, а отречение в освобождение служила именно тем средством психотерапии, в котором нуждались потерявшие всякую религиозную веру и гражданскую привязанность. Их состояние от имени всей французской интеллигенции хорошо описал Андре Бретон во «Втором манифесте сюрреализма» 1930 г.:
Все годится, все средства хороши для разрушения прежних представлений о семье, о родине, о религии <…>. [Сюрреалисты] замечательно умеют пользоваться прекрасно разыгранными сожалениями, с которыми буржуазная публика <…> встречает никогда не покидающее сюрреализм желание дико смеяться при виде французского флага, выплевывать свое отвращение в лицо любого священника и обращать против каждого случая соблюдения «первейших обязанностей» весьма болезненное оружие сексуального цинизма[15].
Как бы ребячески все это ни выглядело в ретроспективе, это был довольно прозрачный призыв о помощи. Бретон вопиет о системе верований, которые дали бы новый порядок и форму включенности, способной превратить все негативное в позитивное и переписать все отрицания на языке самоутверждения.
Хобсбаум имел больше причин присоединиться к Коммунистической партии, чем многие другие ее новобранцы. Он родился в Александрии, в еврейской семье, осиротел в детстве и жил с усыновившими его родственниками в Берлине, где в самые уязвимые свои годы перенес травму прихода Гитлера к власти. В последний момент перебравшись в Англию вместе со своей приемной семьей, он оказался лишенным корней, травмированным, с умом, начисто очищенным от каких бы то ни было привязанностей. И все-таки он жаждал участвовать в интеллектуальной жизни, которая так ему подходила и звала на войну с фашизмом. Он с непоколебимой преданностью присоединился к коммунистическому делу и изучал способы, которыми мог продвинуть его путем научных изысканий.
Невозможно узнать, да, вероятно, и неразумно интересоваться, сколько коммунистов-интеллектуалов его поколения были вовлечены в подрывную деятельность, которую мы связываем теперь с кружком Филби, Бёрджесса и Маклина. Подозревали историка гражданской войны в Англии Кристофера Хилла. Он работал в Форин-офисе в два последних ключевых года Второй мировой войны, когда лондонские шпионы облегчили Сталину распространение советского влияния в Восточной Европе. Хилл, впоследствии ректор Баллиол-колледжа, после войны входил в оксфордскую Группу историков Коммунистической партии Великобритании наряду с Хобсбаумом, Томпсоном и Рафаэлем Самуэлем. В 1952 г. он и Самуэль основали влиятельный журнал